Книга Сестра моего сердца - Читра Дивакаруни

Судха приезжает! Судха приезжает! Она будет здесь уже через неделю! В моей душе боролись два чувства: радость и паника. Еще столько всего нужно было успеть, чтобы подготовить квартиру к ее приезду. Я не ожидала, что ей так быстро выдадут визу. Подозреваю, причина была в том, что Сунил сходил к моему доктору и попросил его написать письмо о том, как важен приезд моей сестры для моего выздоровления. Ведь это было действительно так. Я не просто хотела, чтобы она приехала, я хотела, чтобы она осталась здесь. Виза будет действительна только в течение года, но я слышала, это решаемо. Может, Судха пойдет здесь учиться в колледж. Может, у нас получится открыть свое дело. А может, она встретит здесь кого-нибудь, кто даст ей то, от чего она отказалась, чтобы приехать в Америку. Правда, в последнем я очень сильно сомневалась. Найдется ли во всей Америке человек, который мог бы любить ее так же безоглядно, как Ашок?

В тот день, когда я получила письмо от мамы, в котором она написала мне о втором предложении Ашока, я всю ночь проворочалась в постели, хотя мама и написала, что Судха отказала ему. «Судха не хотела, чтобы я тебе рассказывала об этом, но мне кажется, ты должна знать, как сильно она тебя любит».

Я даже разбудила Сунила, когда мое беспокойство дошло до края, и спросила его:

— А если Судха передумает?

— Перестань, Анджу, — сказал Сунил с раздражением. — Она ведь дала тебе слово, разве нет? По-моему, на нее можно положиться. Она ведь знает, как ты ее ждешь. И она знает, что эта поездка принесет пользу и ей самой.

— Но ведь теперь, когда Ашок согласен принять… — тут мне пришлось сделать усилие, чтобы произнести имя, — Даиту, всё может так хорошо сложиться у них. Она любила его всю свою жизнь, понимаешь? Я не представляю, как она откажет ему. Даже если Судха и может сделать это, я не уверена, что она должна, даже несмотря на то, как она нужна мне. Может, мне позвонить ей завтра и…

— Делай что хочешь, только ради бога, дай мне поспать, — сказал Сунил сердито. — Может, ты забыла, но завтра утром мне идти на работу.

Сунил отвернулся и укрылся одеялом с головой. Но мое беспокойство передалось и ему. По его дыханию я слышала, что он еще долго не мог заснуть. Может даже дольше, чем я, потому что уже несколько часов спустя, когда я случайно проснулась, я услышала, как он роется в шкафчике в ванной, где лежали мои снотворные таблетки.

* * *

Я сидела, на корточках, едва дыша и обливаясь потом. Я была очень раздражена, сердце тяжело бухало в груди, а внизу живота ныл шрам, напоминая, что я больше не могу пришпоривать свое тело, словно вьючное животное, единственное дело которого — везти меня хоть на край земли.

Казалось, что я никогда не закончу уборку в этой комнате — бывшем кабинете, а по совместительству складе всякого барахла. Несмотря на то что уже прошло несколько месяцев после операции, мне еще нельзя было поднимать тяжести, а у Сунила, с его новым проектом на работе, хватило времени только на то, чтобы освободить пару ящиков и переложить всё в коробки. Еще на прошлых выходных он пообещал, что отнесет их в кладовую, которая была в нашем доме под лестницей, но они до сих пор стояли посреди комнаты, и мне приходилось всё время перелезать через них.

Но я не могла жаловаться на Сунила, ведь он достал детскую кроватку. Он наткнулся на рекламу в бесплатной газете, которую раздавали в магазине, и купил ее. И сам собрал, отказавшись от моей помощи. Хотя я не очень хотела ему помогать. Мне было так тяжело даже заходить в комнату, видеть, как он заносил кроватку по частям, что у меня затряслись руки. Мне казалось, что я возвращаюсь в прошлое, в те дни, когда я вернулась из больницы и мне было так плохо, что приходилось держаться за край кровати, чтобы не уплыть, так пуста я была. Глядя на Сунила, собирающего кроватку, я снова чувствовала пустоту внутри себя, как тогда.

Позже Сунил подошел ко мне, когда я сидела у окна и не отрываясь смотрела на улицу, осторожно дотронулся до моей шеи, и сказал:

— Я знаю, что тебе тяжело. Мне тоже нелегко, Анджу. Но ты должна взять себя в руки. Даита будет здесь через несколько дней, и по твоему приглашению.

— Ее я не приглашала, — пробурчала я сквозь зубы. Я ничего не могла с собой поделать, пусть и становилась адски злой.

Сунил посмотрел на меня с раздражением и жалостью. Впервые в жизни я могла понять по его лицу, о чем он думает. Мне очень жаль, любимая, что у тебя больше нет выбора. Может, так будет лучше для тебя.

У меня есть выбор, сказала я себе. Даита не существует для меня. Ни один ребенок не существует для меня. Судха поймет, она знает, что меня невозможно заставить что-либо сделать, по крайней мере не это. Потому что это было самое малое, что я могла сделать для Према.

Сегодня я решила выгрести вещи из оставшихся ящиков стола. У нас не было лишних комодов, поэтому Судхе придется складывать одежду туда. Сам стол прекрасно подойдет для хранения всяких мелочей. А матрас, который мы привезем на этих выходных, можно будет положить в углу возле окна.

От кроватки я старалась держаться подальше. Вокруг нее собралась мрачная сила, как вокруг заколдованного места из сказки, к которому лишь стоило приблизиться, как оно тут же засосало бы тебя.

Я вытряхивала ящики с книгами и документами Сунила. Чего там только не было: высохшие ручки, тетради с выцветшими конспектами лекций, степлер, конверты, бумажные папки, старые учебники, которые никогда уже не пригодятся Сунилу, но он всё равно не разрешал выбросить. Я перебирала бумаги, складывая их по коробкам и стараясь не смотреть в сторону кроватки. Но я всё же замечала белые перекладины кроватки и подвесную заводную игрушку в виде черно-красного Микки-Мауса, которую описывал мне Сунил.

Скоро место в коробках закончилось. Может, если я заново уложу вещи, которые сложил в коробки Сунил на прошлой неделе, мне удастся впихнуть что-нибудь еще. Я достала из коробки пачку старых банковских счетов — и зачем Сунилу весь этот хлам? — и услышала, как что-то со стуком упало на пол. Это была небольшая деревянная коробочка овальной формы, которая легко помещалась в моей ладони. На ней был затейливый резной узор из листьев и фруктов в кашмирском стиле. Я никогда ее раньше не видела. Хотя нет! Я вспомнила, что ее нам подарил на свадьбу кто-то из родственников, «чтобы хранить в ней что-нибудь ценное». Как большинство свадебных подарков, она была красивой, но бесполезной, и я была уверена, что мы оставили ее в Индии. Как она вообще оказалась здесь, на дне коробки, забитой пожелтевшими ежегодными биржевыми отчетами?

Я, ничего не подозревая, открыла крышку коробочки, уверенная, что она пустая, но обнаружила внутри кусочек белой ткани — носовой платок, мой свадебный носовой платок, с вышитыми по краям нежными цветами лотоса, которые должны были принести мне счастье. Я прижала его к лицу и вдохнула запах, пытаясь вспомнить тот далекий день. Я чувствовала запах свадебного костра, слышала громкий монотонный голос священника, втиравшего мне в кожу куркуму — на удачу. Я словно вдохнула аромат почти растаявшего сна. Неужели я положила свой платок в эту коробочку? В последнее время в моей голове ничего не держалось, как в решете. Хотя… Нет, я точно помнила, что оставила платок в верхнем ящике шкафа в спальне в доме отца Сунила. Наверное, он забрал его перед тем, как уехать в Америку. Кто бы мог подумать, что Сунил такой романтичный?