– Роуан, я готов сразиться с ним голыми руками, еслипонадобится.
Он подошел к ней. Где здесь зажигается свет? Он протянулруку, пытаясь нащупать медную лампу возле кресла, но Роуан развернулась иобрушилась на него.
Он увидел занесенный над ним шприц.
В ту же секунду в его руку вонзилась игла.
Ноги у Майкла подкосились, и он рухнул на бок, а вслед за нимупал светильник.
Лежа на полу, глядя немигающим взглядом на острые шипыразбитой лампочки, он попытался произнести имя жены, но губы не слушались.
– Спи, мой дорогой, – донесся до него голосРоуан. – Я люблю тебя. Люблю тебя всей душой.
Где-то очень далеко набирали номер телефона. Ее голос звучалочень слабо, а слова… что она там говорит? Она позвонила Эрону. Да, Эрону…
И когда его подняли, он произнес имя Эрона.
– Ты едешь к Эрону, Майкл, – прошепталаона. – Он о тебе позаботится.
– Без тебя не поеду, Роуан… – начал было он, ноопять куда-то провалился, а потом машина тронулась с места…
– Вы поправитесь, мистер Карри, – произнескакой-то мужчина. – Мы едем к вашему другу. Пока просто лежите спокойно.Доктор Мэйфейр сказала, что с вами ничего не случится. Все будет отлично.
Продажные наемники! Вы ничего не понимаете. Она ведьма. Онанавела на меня порчу своим проклятым ядом То же самое Шарлотта проделала сПетиром А вам она солгала.
Глава 12
Огни горели только на елке, весь дом спал в теплой темноте,если не считать этого мягкого света. Холод стучался в окна, но не мог войти.
Она сидела в центре дивана, скрестив ноги и сложив руки, ине мигая смотрела в высокое зеркало на другом конце комнаты, едва различаябледные отблески люстры.
Стрелки напольных часов медленно двигались к полуночи.
«Вот и наступила ночь, которая так много значила для тебя,Майкл. Ночь, которую мы должны были встретить вместе. А теперь ты так далеко отменя, словно оказался на другом конце света. Все простое и красивое сейчасдалеко от меня. Точно так было в тот канун Рождества, когда Лемле вел меня всвою темную секретную лабораторию. Но какое отношение все эти ужасы имеют ктебе, мой дорогой?»
Всю оставшуюся жизнь – долгую ли, короткую, или почтиникакую, – всю свою жизнь она будет помнить лицо Майкла в ту минуту, когдаударила его; она будет помнить его голос, когда он умолял ее; она будет помнитьпотрясенный взгляд, когда она всадила иглу шприца ему в руку.
Так почему в ней не осталось чувств? Почему внутри только этаиссушающая пустота? Мягкая фланелевая ночная рубашка висела на ней свободно,босые ноги утопали в теплом китайском ковре. И все же ей было холодно инеуютно, будто никогда больше ей не суждено ощутить тепло и покой.
В центре комнаты возникло какое-то движение. Ель вздрогнулавсеми ветвями, и в тишине раздался едва уловимый звон серебряных колокольчиков.Крошечные ангелы с позолоченными крылышками заплясали на своих длинных золотыхнитях.
Сгущалась тьма.
– Мы приближаемся к заветному часу, моя возлюбленная.Настает время выбора.
– О, да у тебя душа поэта, – сказала она,прислушиваясь к слабому эху собственного голоса в огромной комнате.
– Поэзии я научился у людей, любовь моя. У тех, кто втечение тысяч лет воспевает эту ночь всех ночей.
– А теперь ты намерен научить меня науке, ведь я незнаю, как провести тебя через барьер.
– Неужели? А разве ты не всегда знала это?
Она не ответила. Ей казалось, что вокруг нее сгрудилисьсобственные сны: промелькнет какой-то образ – и тут же исчезнет… И от этогохолод и острота одиночества становились еще более невыносимыми.
Тьма постепенно сгущалась. В плотных крутящихся вихрях онаразличила какие-то очертания. Как ей показалось, это были человеческие кости.Сначала они словно танцевали в свете елочных огней, соединяясь вместе, потомначали обрастать мышцами, а потом вдруг на нее уставились яркие зеленые глаза –появилось его лицо.
– Час почти пробил, Роуан, – сказал он.
Она в изумлении смотрела, как шевелятся губы. Увидела, какблеснули зубы. Не сознавая, что делает, она поднялась с дивана и подошла к немусовсем близко, завороженная красотой его лица. Он смотрел на нее сверху внизслегка потемневшими глазами, и его светлые ресницы казались при этом освещениизолотыми.
– Оно почти совершенно, – прошептала Роуан.
Она дотронулась до его лица, медленно провела пальцем пощеке и остановилась на твердом подбородке. Ее левая рука очень осторожно леглаему на грудь. Она закрыла глаза, прислушиваясь к биению сердца, и буквальноувидела его внутри грудной клетки. А может, это была всего лишь копия сердца?Крепче зажмурившись, она представила себе, как кровь проходит через артерии иклапаны сердца, разливаясь по всему телу.
– Тебе только и нужно, что сдаться! – Она смотрелана него не мигая, а его губы растянулись в улыбке. – Несопротивляйся, – сказала она. – Разве ты не видишь, что ты уже всесделал!
– Неужели? – спросил он. Лицо работало идеально:мускулы сокращались и выпрямлялись, глаза прищуривались, как у всякогочеловека, когда он сосредоточен. – Ты думаешь, что это тело? Это копия!Скульптура, статуя. Это ничто, сама знаешь. Ты думаешь, что можешь заманитьменя в эту оболочку из мельчайших безжизненных частиц, чтобы командовать мной?Хочешь сделать из меня робота? Чтобы потом уничтожить?
– Что ты такое говоришь? – Она отпрянула. – Яне могу тебе помочь. Я не знаю, чего ты хочешь от меня.
– Куда направилась, дорогая? – спросил он, слегкавздернув брови. – Думаешь, от меня можно убежать? Взгляни на часы, моякрасавица, Роуан. Ты знаешь, чего я хочу. Скоро наступит Рождество, мояпрелесть. Еще немного – и пробьет час, когда в этом мире родился Христос, когдамир наконец обрел плоть. И я тоже буду рожден в этот час, моя прекраснаяведьма. Я покончил с ожиданием.
Он метнулся вперед, его правая рука сомкнулась у нее наплече, а другую он положил ей на живот, и тогда ее пронзило обжигающее,тошнотворное тепло.
