наш? — тихо спрашивает она. Эти три слова, хотя и произнесены с интервалами, звучат для меня как прекрасная музыка.
— Да, родная.
— Здесь?
— Прямо здесь. Видишь, вот персиковое дерево. — Я показываю на силуэт дерева, нарисованный справа от плана одноэтажного домика с двумя спальнями.
Кэт поднимает на меня глаза.
— Наш старый дом?
— Наш старый дом сгорел, помнишь? Его больше нет, и нам не надо туда возвращаться.
— А отец?
Я проглатываю комок страха, мгновенно подступивший к горлу. Подозреваю, Кэт тревожит, что Мартин найдет нас и заберет ее к себе. Накажет за то, что он покалечился по ее милости.
— Его тоже больше нет.
Она долго смотрит на меня, медленно хлопая заблестевшими глазами. Видимо, мои слова отозвались болью в ее душе, и я понимаю, что глупо было надеяться, будто она так же легко, как я, вычеркнет Мартина из своей жизни. Кэт ничего не знает о его преступлениях, не знает, какое зло он мог бы совершить, добравшись до Белинды в то утро, если б не упал с лестницы.
Я привлекаю ее к себе.
— Он сильнее любил бы тебя, если б умел любить, куколка. Тебя легко любить. А он не умел. Не все умеют любить. Но ты умеешь. И я умею. И Белинда. И Эллиот. И Сара. И мама твоя умела любить. Есть люди, которые любят тебя, Кэт. Кто всегда будет тебя любить. И мы с тобой, если захотим, устроим для себя уютный дом в окружении любящих людей. Согласна?
Кэт теснее прижимается ко мне и кивает. Мне придется повторять ей это, когда она будет вспоминать Мартина. И мне придется повторять себе, что она, вероятно, в отличие от меня, будет думать о нем.
***
К концу октября я уже скопила сто долларов, в дополнение к тем деньгам, что лежат на сберегательном счете в одном из банков Сан-Матео. Доверительный фонд был учрежден много лет назад для того, чтобы Кэндис имела возможность вести образ жизни богатой аристократки, но я на наши еженедельные нужды трачу очень мало денег, выделенных на содержание Кэт. Бóльшая их часть идет на сберегательный счет, который будет принадлежать ей, когда она повзрослеет. Я уже начинаю думать, что свой домик появится у нас раньше, чем через год.
В начале ноября Эллиот просит товарища помочь ему расчистить ровный участок у персикового дерева, чтобы к тому времени, когда я решу приступить к строительству, место для дома было готово.
Я наблюдаю за работой мужчин, размечающих участок, и тут Белинда приносит мне письмо, доставленное по почте. На мое имя. Отправитель — департамент полиции Сан-Франциско.
Под взглядом Белинды я торопливо вскрываю письмо. Мы обе надеемся, что полиция признала Мартина жертвой стихийного бедствия, случившегося семь месяцев назад, и с прискорбием сообщает об этом. Я всем сердцем желаю этого.
Но в письме говорится совсем о другом.
— Меня просят приехать в отделение для дачи показаний. Им нужна дополнительная информация о моем пропавшем без вести муже, — говорю я Белинде.
— Какая еще дополнительная информация? — хмурится Белинда.
— Не знаю.
— Ты же рассказала им все, что знаешь.
— Я рассказала то, что сочла нужным.
Белинда берет у меня письмо, читает.
— А если ты не поедешь? Ведь ты имеешь на это право?
— Не думаю, что это разумно. Я ведь должна всячески помогать им в поисках мужа.
Она возвращает мне письмо.
— Может быть, они готовы признать его погибшим, но не хотят сообщать об этом письмом. Может быть, они думают, что милосерднее сообщить об этом тебе лично.
— Может быть.
Но мы обе не верим, что это и есть истинная причина вызова в полицию. Тут что-то другое. И нас это тревожит.
В письме меня вежливо просят прибыть в новое здание департамента во вторник, шестого ноября, в одиннадцать часов утра.
Придется ехать. А что мне еще остается?
***
Собираясь в отделение полиции, я тщательно подбираю наряд. Надеваю элегантное платье неброского серого цвета, украшенное тесьмой, с шитьем на манжетах и вороте. Обручальное кольцо я давно не ношу, но в этот раз надеваю его на палец. Кэт не спрашивает, куда я еду, но я вижу, что она хочет знать.
— В город еду, по делам, — объясняю я. — К вечеру буду дома. Обещаю.
Эллиот везет меня на вокзал и опять, как в прошлый раз, предлагает поехать со мной.
— И как, по-твоему, я должна буду тебя представить? Как объясню, почему ты меня сопровождаешь?
— Да, пожалуй.
— Ничего со мной не случится.
— Ну, не знаю, — хмурится он. — Может, стоит быть готовой к тому, что он все-таки не погиб. Может, его нашли, и он жив. Возможно, он не так уж серьезно пострадал при падении с лестницы.
— Покалечился он серьезно. Когда я его бросила, он едва дышал. Если б его нашли живым, мне бы так и сказали, а не просили приехать для дачи новых показаний. Все, Эллиот, больше не хочу об этом говорить. И так нервы на пределе.
Дальше до самого Сан-Матео мы едем в молчании.
За время моего отсутствия Сан-Франциско изменился в лучшую сторону. Всюду стоят запахи свежей древесины и краски, стучат молотки, визжат пилы. Выросли новые здания, почти исчезли кучи пепла, на месте еще недавно выжженной пустыни возрождается город. Теперь нанять экипаж у вокзала не составляет труда, и в отделение полиции я прибываю задолго до назначенного времени — одиннадцати часов.
Дежурному за стойкой в облицованном плиткой вестибюле называю свое имя. Мне велено подождать. Пока ожидаю, когда ко мне кто-нибудь выйдет, пытаюсь унять расходившееся сердце. Наконец меня вызывают и проводят в комнату, где стоят дубовый стол и стулья, новенькие, источающие запах тунгового масла. За стенотипом[8], с виду тоже новым, сидит женщина. Рядом с ней незнакомый мужчина. Не следователь Моррис.
— Спасибо, что почтили нас своим присутствием, миссис Хокинг, — произносит мужчина сердечным тоном, любезно улыбаясь. — Я — сотрудник Маршальской службы США Амброуз Логан. — Темноволосый, темноглазый, он немного напоминает мне моего брата Мейсона. На вид чуть старше меня: ему, должно быть, лет тридцать. На мой вопрос, где следователь Моррис, он отвечает, что дело об исчезновении моего мужа передано в ведение Маршальской службы США. Мне приходится спросить у Логана, что это за служба такая. Он объясняет, что Маршальская служба США осуществляет надзор за исполнением федеральных законов. Мне это тоже непонятно, но от дальнейших вопросов я воздерживаюсь. Логан берет со стоящего рядом с ним стула толстую папку, кладет ее перед собой и открывает. Из папки выскальзывает фотография Мартина
