Искусственный Интеллект и будет существовать вместо людей, и при этом играть сам с собой в шахматы.
На это разумно возразили, что непонятно, зачем Искусственному Интеллекту играть в шахматы.
Потом вспомнили рассказ одного американского писателя, где умный дом продолжал жарить яичницу, а все его обитатели были как раз в труху. Никто, правда, не знал, откуда там взялось такое бесконечное количество яиц, но может, этот умный дом просто сдох на день позже хозяев.
– Ну, – сказал Плотник, – с Искусственным Интеллектом у нас дела так и обстоят, безо всякой мировой войны. Только наш должен быть нечист на руку, или там что у него есть. Вот в Сколково давно такой создали, он там захватил власть и уже, без всякого участия человека, стырил все деньги, выделенные на его же собственное развитие. Я в телевизоре видел одного учёного, он так и объяснял эту ситуацию. Вопрос в том, кто будет за это сидеть. И этот учёный очень про это переживал и прям колотился головой о стекло своего загончика в Кунцевском суде.
– Подумаешь, бином Ньютона, – ответил профессор. – Сидеть будет другой, специально созданный для этого искусственный интеллект. Туповатый, но хорошо играющий в три листика, быстро отвечающий на загадку «Пики точёны или туи дрочёны», а в письма одиноким женщинам всегда вставляющий самодельные картинки с церковью Покрова на Нерли.
– Вот видите, ребята, вы опять всю эту хрень наделяете человеческими чувствами, – ответил Писатель. – Ничего вы не выдумаете. В труху так в труху, а труха не болтает. Ну вот что там после смерти? Что?
Кто-то из гостей заявил, что смерти не боится, потому что пока он есть, её нет, а когда она придёт, его не будет. Это была цитата, превратившаяся в тост, но никто не помнил, откуда эти слова.
– А я так думаю, – вступил Евсюков, – что это всё глупости. Дурацкий это вопрос, вроде того, как выточить шар, внутри которого другой шар, больший по диаметру… Нет, не то хотел сказать, я о том, что есть вещи, которые просто непредставимы. Вот человек пыжится, пытается представить что-то невероятное, а у него получается, как у той работницы тульского самоварного завода – автомат Калашникова. А человеку говорят: а вы попыжтесь ещё, потужтесь, а всё равно представьте… Ну и тужится он, представляет амёб, которые всё равно говорят человеческими голосами или, там, женятся. А просто сам вопрос – говно. Говно вопрос.
И тут он вспомнил про свой сортир. Он ведь не проверил, что там. Вдруг этот мутный продавец продал ему бутыль жидких дрожжей? Была такая забава в его детстве, и забава эта, говорят, даже могла выпустить страшного монстра на садовые грядки.
В этот момент мимо них прошла дочь Полковника, и Евсюков поразился тому, как она выросла. Вроде всегда была на глазах, а тут появилось в ней что-то такое, что даже его заставило вздохнуть.
Женщина летнего зноя шла по тропинке в дальний угол, и ветки кустов нескромно прикасались к её спине.
«Да и ладно, – решил Евсюков. – Дело-то житейское. Три двести, конечно, жалко, столько стоит вибрационный насос, который, впрочем, брать не нужно, нужно донник брать… Не о том я думаю, если уж весь мир в труху».
Он уже приготовился к неловким объяснениям и с некоторой тревогой всмотрелся в лицо знойной красавицы, что возвращалась по тропинке вдоль кустов. Нет, никакого ужаса дочь Полковника не выказала.
Гости разъехались рано, после завтрака. Евсюков думал, что они ещё прогуляются к озеру, отобедают… Но нет, у всех были свои дела, и Евсюков отметил, что теперь за рулём были уже не жёны, а дети.
Вечером от непривычного изобилия у него прихватило живот, и Евсюков заторопился в тот самый угол. В такт его шагам зажигались дарёные фонарики, расставленные вдоль дорожки гостями.
Сделав свои дела, он понял, что под ним идёт какая-то химическая реакция.
Средство сработало. Никакого запаха не было, но вот это бульканье его напугало.
С утра он отправился в сортир с мощным фонарём.
То, что он увидел, вызвало в нём страшное раздражение. Внизу шла внутренняя жизнь, возникали и лопались какие-то пузыри. Запаха действительно не было, но эффект был какой-то неблагостный.
Но тут он вспомнил, что кто-то из соседей тоже покупал биомассу, превращающую ту самую субстанцию в полезное удобрение. Хорошо бы узнать, не ту ли самую. Он решил зайти в гости, придумав для этого необременительный повод. Но соседи куда-то подевались, и никто не знал, куда и насколько они уехали.
Евсюков подождал, а через день опять захватил с собой в сортир фонарь.
Когда луч упал на пузырчатую поверхность, он понял, что там кто-то живёт. Сотни маленьких существ копошились там.
И Евсюков осознал, что сортир потерян для него, как первая линия окопов в бою.
Он решил никому ничего не рассказывать. И ничего предпринимать тоже не стал, а начал ходить по нужде в лес неподалёку.
Ночью ему снился конец света и то, как всех людей съели кровожадные динозавры. Эти динозавры, как рассказывал ему Профессор, теперь превратились в куриц, но во сне Евсюкова они отомстили за всех куриц и все яйца, прежде съеденные в человеческих домах – умных и глупых. Собравшись с духом, он снова пришёл к туалетному домику и заглянул в бездну. Там внизу кишмя кишели твари, похожие на маленьких крокодильчиков, они жрали друг друга, хрустели на зубах кости, шла борьба за жизнь.
Он дёрнулся и тут же проснулся оттого, что стукнулся лбом о печку.
Утром он снова поехал на рынок.
К его удивлению, никакого пучеглазого человека он там не обнаружил. В палатке с женским бельём была новая продавщица, а хозяин саженцев сказал, что за его соседом приехали какие-то люди, погрузили его и весь его товар в «газель» и свезли прочь, не то спасая его, не то ввергнув в узилище.
– Да это чо, – отмахнулся продавец, поглаживая молодую яблоньку, похожую на ваньку-встаньку из-за аккуратно увязанного кома земли внизу. – Этот хрен знаешь что сделал? Он Кристине, что тут трусами торговала, дал пузырёк с женской силой. Ну, жулик, одно слово, как есть дурят наших баб эти цыгане. Она пропала на следующий день, я уж забеспокоился, а сегодня я Кристинку видал. Она за неделю переменилась, как за год, – там такой белый налив. – (Он показал на себе.) – Видать, операцию делала, а я уж думал, таджик этот её отравил. К нам, конечно, не вернётся.
– Таджик?
– Да какой таджик, Кристина же! Я б на такой налив с открытия до закрытия глядел.
* * *
Евсюков купил в другом ряду старую и надёжную хлорную известь и
