Прошло ровно двое суток с того момента, как Олег сознательно исчез из поля зрения объекта его разработки, под условным псевдонимом «Матрена», едва только-только успев завязать с ней знакомство. Все это время он вел себя очень осторожно, преимущественно отсиживаясь в своей каюте и стараясь без нужды не светиться в многочисленных местах общего времяпрепровождения пассажиров лайнера, особенно в тех из них, где была особенно высока вероятность встречи с общительной и азартной медноволосой модницей. В свой ресторан «Мавритания» Иванов заходил как можно ближе к моменту его открытия, с его основного входа, поднимаясь на «верхнюю палубу» «носовыми» лифтами и особенно не задерживаясь за весьма обильными и долгоиграющими трапезами.
За это время у него успело состояться две встречи со своим «помощником»: одна вчера, в среду, в прежнем месте – тренажерном зале так называемой «седьмой» палубы, и в то же раннее утреннее время; вторая же, сегодня, в четверг, была, по причине появления в «качалке» еще нескольких заботящихся о своей физической форме ранних пташек, перенесена на открытую площадку «солнечной» палубы, по которой они, ведя непринужденную беседу, сделали неспешным бегом трусцой добрых несколько десятков кругов.
В ходе этих встреч и бесед Иванову удалось узнать следующее. Несмотря на то, что «Матрена» внешне старалась максимально контролировать свои эмоции и настроение, Артюхов, по его словам, снова, своим внутренним чутьем, сумел почувствовать, что неприход «его нового русского приятеля» во вторник вечером в условленный час в «Кристалл»-бар, так же, как и его последующее исчезновение из их поля зрения, стали для нее, по всей видимости, некоторой неожиданностью, и даже, можно сказать, сюрпризом, что, в свою очередь, послужило причиной тщательно скрываемого, но все же иногда прорывающегося наружу раздражения и беспокойства.
Остаток вечера они снова провели в казино, где «Матрене», после нескольких проигрышей, на этот раз, в конечном итоге (правда, опять же с помощью заемных у Артюхова фишек) удалось выиграть небольшую сумму в несколько сотен евро, что сразу же заметно приподняло ее настроение. Там же она завязала несколько новых знакомств и, довольно рано (по сравнению с предыдущим вечером) покинув игральный зал, отправилась в сопровождении теплой компании из семи человек (в состав которой входил, разумеется, и ее вчерашний и сегодняшний «фишечный спонсор») в большое фойе, отпраздновать выигрыш и заодно послушать разрекламированный многочисленными афишами, развешанными то тут, то там, по всему пароходу, какой-то молодежный джазовый вокальный секстет, состоящий из бывших кембриджских студентов.
На следующий день, в среду, все время до вечера «Матрена» провела в компании одной из ее вчерашних новых знакомых – француженки по имени Даниель Бельмо, которая, как впоследствии выяснилось, является писательницей, автором каких-то детективных романов, один из коих – недавно изданный карманный брикетик, в мягкой глянцевой суперобложке, на французском языке, она, сопроводив его небрежным размашистым автографом, уже успела презентовать своей новой подруге, с кем довольно быстро нашла общий язык и, по всей видимости, какие-то общие интересы. До ланча они вместе посетили массажный кабинет, а после трапезы несколько часов провели на первой палубе, в салоне красоты «Штайнер», обихаживая себя масками, маникюрами и прочими разными приятными процедурами.
Вечером того же дня, в баре «Кристалл», куда Артюхов и «Матрена» уже по традиции отправились после ужина и где к ним также присоединилась Даниель, у них произошло новое знакомство, на этот раз с молодым мужчиной, канадцем французского происхождения, который представился как Адриен Летизье и который зазвал их всех в концертный зал на весьма красочное, но немного странноватое танцевальное шоу тайских трансвеститов. После представления они, вчетвером, по предложению все того же Адриена, отправились в так называемую «Queen’s room» – «Королевскую комнату», где на специальной площадке каждый вечер организовывались танцы в сопровождении живого оркестра.
При этом, по словам Артюхова, если в начале их знакомства, еще в баре, объектом основного интереса канадца была его соотечественница, в беседе с которой они все пытались выяснить друг у друга, не могли ли в прошлом где-либо, прежде всего в Монреале или Торонто, каким-то образом пересечься маршруты их жизненного пути, то впоследствии этот интерес постепенно переместился в сторону французской «писательницы», которой он, несмотря на то, что та была на несколько лет старше возрастом, чем Мэтью, и обладала менее яркой внешностью, стал оказывать все более и более недвусмысленные и активные знаки внимания. Та же, в свою очередь, как заметил Антон, отнеслась к этим попыткам ухаживания без особого энтузиазма, больше тяготея, в силу каких-то не очень ему пока понятных особых симпатий, к общению именно с Хелен. Больше всего Артюхову не понравилось то, что «писательница», при первом же удобном случае, старалась перевести разговор на французский, что периодически временно выключало его из ведущейся беседы. Причем ему показалось, что она это делала намеренно, желая его поддразнить или вызвать на какие-то ответные действия. Он даже подумал, не испытывает ли та к Мэтью некоего своеобразного специфического интереса, ставшего в последнее время явлением не просто распространенным, но даже как бы и модным. Хорошо что у канадца всегда как-то удачно получалось нейтрализовывать попытки француженки узурпировать права на доминирующую роль в общении с Хелен, то приглашая ее на танец, то вовремя и в нужном русле меняя течение беседы, если она вдруг начинала принимать чересчур обособленный между двумя дамами характер.
Сообщив все это, Антон в достаточно мягкой форме, но все же вполне конкретно снова посетовал Иванову на то, что они с ним, а точнее, сам Иванов, до сих пор продолжает придерживаться чересчур пассивной тактики. Время уходит, а углублять и развивать контакт с Мэтью становится все сложней и сложней – вокруг нее все время появляются какие-то новые люди: то сначала эта французская «писательница», то потом не очень понятный канадец, то еще какой-то напыщенный старик-англичанин, тершийся вчера весь вечер возле их компании и постоянно порывавшийся пригласить Хелен на танец, как только оркестр начинал играть что-то похожее на танго или медленный фокстрот, то другие случайные личности, с которыми она накоротке познакомилась за рулеточным столом или за барной стойкой. Конечно, в ее поведении было замечено несколько непонятных, настораживающих и подозрительных моментов, но, может быть, именно в процессе общения с этим человеком можно было, в конце концов, разобраться, что там у нее на самом деле было на уме и за душой. И уж особенно непонятно Артюхову было, почему Олег до сих пор никак не хотел дать ему команду бросить Хелен самую главную приманку – ту легенду, которую они обсуждали в Лондоне с Ахаяном.
Олег чувствовал справедливость упреков своего «помощника»: действительно, прошла уже половина путешествия, а к выполнению задания он, по сути, так и не приблизился, никакой новой существенной информации пока еще так и не получил, если не считать возникшие у него после рассказов Антона какие-то еще абсолютно никак не оформившиеся, весьма смутные и зыбкие подозрения. По правде сказать, его самого иногда какими-то приступами охватывало острое желание поскорее закончить эту странную игру на нервах и форсировать дальнейшее развитие событий. И все же он, не из упрямства, нет, а просто основываясь на какой-то еще до конца неосознанной внутренней убежденности, решил продолжить следовать избранной тактике, в надежде на то, что именно она поможет ему, наконец, приблизить момент истины. Именно поэтому сегодня утром, во время их подвижных экзерсисов на открытой площадке «солнечной» палубы, он попросил Антона, также временно и без всяких предупреждений, исчезнуть из поля зрения «Матрены» и не появляться сегодня в ресторане ни за завтраком, ни за ланчем. Сам же он решил с этого момента потихоньку осторожно выходить из подполья, начав появляться в тех местах, где была наибольшая вероятность встречи с ней, продолжая при этом действовать пассивно и не проявлять особой инициативы в установлении повторного контакта.