тогда я все равно спотыкаюсь и изо всех сил пытаюсь найти правильные слова.
Подняв голову, я обнаруживаю, что он смотрит на меня. Весь юмор, который был на его лице, исчез. Редко можно увидеть, что Роум относится к чему-то серьезно, поэтому, когда это происходит, вы сразу замечаете это и обращаете внимание.
— Значит, ты не ненавидел ее так сильно, как первоначально думал, не так ли?
Глядя на то, как она вращается вокруг Ларк с элегантностью, неуместной для такого заведения, я качаю головой.
— Нет.
Я люблю ее.
Думаю, я всегда знал, что никогда не переставал любить ее. Оно всегда было в глубине моего сознания, непрерывно нашептывая мне. Я отказывался признать это, потому что сама мысль о том, что я все еще могу испытывать такие чувства к девушке, которую я считал ответственной за все разрушение, была невыносимой мыслью. Я изо всех сил старался похоронить нежелательные эмоции, накапливая в ее памяти каждую унцию ярости, которую я нес с собой. Долгое время я наивно думал, что это работает, но понял, что просто лгал себе той ночью в ее спальне.
— Как бы то ни было, я думаю, что это хорошая вещь. Ты можешь только идти по пути, по которому шел так долго, прежде чем позволишь ему навсегда изменить тебя. Я рад, что она вернула тебя обратно, — тот факт, что Роум Валентино, наследник итальянского синдиката, считает, что я зашел слишком далеко во тьму, доказывает, что мне пора было отпустить ситуацию.
— Я тоже.
Уголок его рта приподнимается в слабой улыбке.
— Что ты будешь делать сейчас? Какой у тебя план?
Я не знаю, куда мы идем и что нас ждет в будущем, но знаю одно.
— Я никогда больше не отпущу ее. Если понадобится, я прикреплю ей чертову цепочку к ее ошейнику. Почти шести лет было достаточно, чтобы мы расстались, и я не хочу, чтобы это повторилось.
Черт, однажды ночью вдали от нее у меня болела грудь в том месте, до которого я не могу дотянуться. Возможно, Кейсон прав, и вместо этого мне следует попытаться найти новое место в Сиэтле.
— У меня так тепло и покалывает внутри, когда ты такой собственнический и все такое, — и вот так юмор возвращается на лицо моего лучшего друга, когда он хлопает меня по плечу. — Выпоротая киска тебе идет, чувак. И не волнуйся, если я смог привыкнуть к дурацкой подтяжке лица моей мамы, я смогу привыкнуть и к твоей улыбке.
Он кряхтит, сгибаясь пополам, когда мой кулак касается его ребер.
— Я чертовски ненавижу тебя, — рычу я, делая еще один глоток пива.
Я не причинил ему столько боли. Если бы я это сделал, этот ублюдок не смеялся бы так, как сейчас. Закатывая глаза, я снова переключаю внимание на танцпол и выпрямляюсь, когда не вижу ее танцующей там, где я видел ее в последний раз.
Какое бы беспокойство ни пронизывало мой организм, оно угасает, когда она, рука об руку с Ларк, проталкивается сквозь толпу и направляется прямо ко мне. Она разговаривает с Ларк о чем-то, что ее рассмешило. Конский хвост, в который она заплела волосы перед тем, как мы ушли, рассыпается вокруг ее лица, а на лбу у нее блестит пот от танца. Она совершенно спокойна.
Я бы солгал, если бы сказал, что не заметил заметной перемены в ней после той ночи в балетной студии. Ей нужно было услышать эти слова от меня больше, чем я мог предположить. Ночью она крепко спит рядом со мной. Беспокойное движение, на которое я раньше не обращал особого внимания, почти прекратилось, и темные круги под ее глазами исчезли.
Она отпускает хватку Ларк, когда они подходят достаточно близко, и берет руку, которую я даже не осознавал, что предложил ей. Это действие я совершил рассеянно, как будто для меня это просто вторая натура — потянуться к ней. Она позволяет мне притянуть ее ближе, и она устраивается рядом со мной.
— Черт, принцесса, ты выглядишь так, будто на тебе сильно катались и уложили мокрой, — поддразнивает Роум Ларк.
Блондинка откидывает назад волосы, прилипшие ко лбу, и тяжело вздыхает. Щеки у нее красные, а макияж, который обычно идеален, размазан вокруг глаз.
— Ты говоришь только самые приятные вещи, Валентино. Ты точно знаешь, как польстить даме.
— Дама? — недоверчиво повторяет он, изогнув бровь. — Ты совсем не леди, и ты это знаешь.
Темно-синие глаза Ларк вспыхивают, когда она пристально смотрит на него, сжав губы в ровную линию.
— Ты когда-нибудь затыкался?
Роум сжимает грудь, как будто он оскорблен ее вопросом. Все здесь знают, что это очень далеко от истины.
— Это второй раз, когда кто-то говорит мне это сегодня вечером. Продолжайте в том же духе, и вы, ребята, серьезно ушибете мое эго.
— Да правильно. Как будто это возможно, — усмехается она, толкаясь вокруг него, чтобы привлечь внимание бармена. Роум усмехается ей, как дурак, и поворачивается, чтобы встать рядом с ней.
Пози вскидывает подбородок и бросает на меня взгляд, который говорит мне, что она тоже начинает понимать странность между этими двумя.
Слегка пожав плечами, она полностью сосредоточила свое внимание на мне. Не думая об этом, я наклоняю голову и прижимаюсь к ее губам в коротком поцелуе. Она улыбается мне в рот, и когда я пытаюсь отстраниться, ее пальцы пробегают по моим волосам и удерживают меня на месте.
— Хочешь еще выпить или готова идти? — спрашиваю я ее, когда она меня отпустила. После этого поцелуя я готов убраться отсюда к черту. Или хотя бы сесть в мою машину. Это было бы тесновато, но это было бы лучше, чем трахать ее здесь, в грязной ванной.
Я никогда больше не позволю Роуму выбирать бар. У его тети есть хороший дом недалеко от кампуса. Я не понимаю, почему мы просто не пошли туда вместо этого места.
Глаза озорно горят, она проводит пальцами по моей груди и по выступам моего пресса, а затем слегка скользит ими по молнии моих джинсов. Мой член в штанах дергается от легкого прикосновения.
— Мне кажется, это ты хочешь, чтобы мы ушли, — ее зубы впиваются в нижнюю губу, она борется с понимающей улыбкой и протягивает мне руку сквозь черную джинсовую ткань моих брюк.
Веселое выражение исчезает с ее лица, когда я обхватываю ее за запястье и тяну за собой к выходной двери.
Через плечо я кричу Роуму и Ларк.
— Мы уходим отсюда, черт возьми.
Они смогут сами придумать
