– Я завязал с футболом.
Ощущение было такое, как будто у меня на груди сидел слон, и он наконец встал и неуклюже побрел прочь.
– Что? Погоди. Не позволяй ему запугать тебя. Мы можем сходить к другому врачу за вторым мнением. Надежда есть.
– Нет, пап, – мягко ответил я. – Из-за аварии или нет, но я ухожу из футбола. Не так мне хотелось с тобой поговорить, но… – Я покачал головой. – Нужно было сказать тебе еще много лет назад.
– Много лет назад? О чем ты?
– Я говорю, что не хочу ехать в Алабаму. Не хочу на отбор в НФЛ. Я не хочу играть в футбол.
Папа вытер ладонью губы, в его глазах роились тысяча мыслей.
– Безумие какое-то. Это из-за травмы головы? – Он слабо рассмеялся. – Может, стоит позвать медсестру? Эй, медсестра?..
Глаза обожгло слезами, когда я видел, как умирает его надежда.
– Папа. Я серьезно. Мне очень жаль. Я знаю, ты очень сильно хотел этого для меня, но я такое будущее не хочу.
Он выглядел почти таким же ошарашенным, как если бы его ударили по голове.
– Ну что ж… Господи, Ривер. А что ты хочешь?
Я сделал глубокий вдох, сердце бешено колотилось, но я был скорее взволнован, чем напуган.
– Холдена.
Папа моргнул.
– А что с ним?
– Я люблю его.
– Я в этом не сомневаюсь. Он прекрасный друг. И я рад, что он был там…
– Нет, папа. Я люблю его. Влюбился.
Лицо моего отца стало непроницаемым.
– Я… я не понимаю.
– Это так просто, и тем не менее я столько времени усложнял себе жизнь. Откладывал подальше все свои мысли и чувства. Но я больше не могу этого делать. Я хочу остаться в Санта-Крузе. Хочу работать в нашей автомастерской, папа, и расширить ее. Она готова к этому. Я хочу быть здесь ради вас с Амелией. И ради мамы. Каждый час, который у нее остался. – Я с трудом сглотнул. – И я хочу быть с Холденом.
Папа уставился на меня так, словно впервые увидел. Полагаю, так оно и было. Первый день той жизни, которая изначально мне предназначалась.
Отец встал и прошелся вдоль кровати, потирая губы ладонью.
– Я просто… Я не… Ты гей? Это ты мне хочешь сказать? Как такое возможно?
– А ты считаешь, что такое не возможно? Думаешь, спортсмен не может быть геем? – Я покачал головой. – Ни на кого не нужно вешать ярлыки и запихивать в рамки, папа. И я не могу поступить так с собой. Так что да, именно об этом я тебе и говорю, – произнес я, чувствуя себя на сто футов выше, даже лежа на больничной койке. – Я гей.
Наступила ошеломленная тишина, и я никогда не чувствовал себя так близко к Холдену, как в тот момент. Он отважился на подобный опыт со своими собственными родителями и в итоге чуть не умер. Я бы все отдал, чтобы он был здесь, держал меня за руку, помогал мне пережить напряженные секунды, в течение которых я ждал, примет ли отец правду или отречется от меня.
– Ты… в порядке? – спросил я, слезы жгли глаза. – Мне очень хочется услышать, что ты нормально к этому отнесешься, пап. Потому что ничего не изменилось. Я все еще я.
– Пока не знаю, что чувствую, – сказал папа. – Но… я люблю тебя. В этом точно уверен. И мне ненавистно видеть тебя здесь. Ты напугал меня до смерти, когда я подумал, что потерял тебя. Давай пока остановимся на этом.
– Да, – прошептал я. – Для начала неплохо.
Папа обнял меня, и меня вдруг прорвало. Из горла вырвалось рыдание от подавляемых многие годы эмоций. Вина и стыд выливались наружу, разрушая стены моей фальшивой жизни и впуская свежий воздух.
Я прижался к отцу, уткнувшись лицом в его грудь, мои слезы катились по ткани его ветровки.
– Прости, что не могу жить обычной жизнью. Но я хотел. Очень.
Папа погладил меня по волосам.
– Ох, Ривер, мальчик мой. Ты все еще здесь. Нет ничего важнее этого.
Через несколько дней меня выписали из больницы со сломанным запястьем в гипсе и перевязью для поддержки сломанной ключицы. Мне выдали рецепт на обезболивающие и предупредили, что могут быть головные боли, головокружение, бессонница и множество других последствий сотрясения.
Вместо школы я три дня провел с мамой, наверстывая упущенное из-за больницы время.
Потому что по возвращении стало еще очевиднее, что ей остались считаные дни.
Я сидел с ней, а когда она спала, что случалось часто, я звонил или писал Холдену. Ответа не последовало. Каждый день, который проходил без вестей от него, пугал меня все больше. Я знал его. Знал, что он винил себя в аварии. Папа рассказывал мне, каким бледным и испуганным он выглядел в ту ночь.
Не делай этого, – написал я ему. – Я в порядке. Пожалуйста, поговори со мной.
Я гадал, не пил ли он до беспамятства. Или уже исчез.
До окончания школы оставалась всего неделя, и мама настояла, чтобы я вернулся и наслаждался атмосферой «последних школьных дней» и проводил время со своими друзьями, пока институты всех не разлучили.
Я согласился на один день и, войдя, обнаружил, что вся школа шепчется обо мне и Холдене.
Они видели, как я гнался за ним на выпускном вечере, а потом отца Фрэнки Дауда вызвали на место аварии. Он рассказал Фрэнки все подробности, не забыв отметить, как «обезумел» из-за меня Холден.
– Плакал и блевал, он был так напуган, – весело рассказывал Фрэнки, посмеиваясь с друзьями, когда я проходил мимо. – Кис-кис. – Он покачал головой, глядя на меня. – Очень подло заставлять своего бойфренда так волноваться, Уитмор.
– Заткнись, Фрэнки! – крикнула Вайолет Макнамара, поравнявшись со мной и беря меня под руку. – Он просто засранец. Не обращай на него внимания.
Вайолет была единственным человеком, который навещал меня в больнице, несмотря на ее собственное измученное предстоящей разлукой сердце. Контракт Миллера Стрэттона с лейблом продвигался быстро, и они хотели, чтобы он записывался в студии. До их разлуки тоже оставалось несколько дней.
Она посмотрела на меня своими синими глазами.
– Как дела?
– С тех пор, как ты спрашивала в последний раз? – спросил я, нежно улыбаясь.
– Я собираюсь стать врачом. Мне нужно практиковаться.
– Я в порядке. Что-нибудь слышно от Холдена?
– С тех пор, как ты спрашивал в последний раз? – поддразнила она. – Он не появлялся в школе и не тусовался с Миллером или Ронаном в Хижине. Ни разу со дня аварии.
– В Хижине?
– Место их пляжных тусовок, которое они себе подыскали. Мы с Шайло тоже иногда там зависаем.
Холден никогда не рассказывал мне об этом. Никогда не брал меня с собой, чтобы оградить мою жизнь от сплетен.
