после чего мы совершили стремительный рывок в обратную сторону и вскоре снова оказались в окрестностях форта.
Вечером я явился в помещение для светских мероприятий. Каждую неделю здесь проводится бал, а в остальные дни это здание используется в качестве офицерского клуба. В длинной узкой комнате, деревянный пол для которой был доставлен сюда из европейской части России, все говорило о полной готовности к балу; в соседней комнате стоял накрытый к ужину огромный стол, тогда как несколько офицеров уже расселись вокруг столиков поменьше, уставленных бутылками с отменным шампанским и бордо.
Приписанный к одному из полков гарнизона духовой оркестр играл волнующую кадриль. Танец этот русские исполняют иначе, нежели мы у себя в Англии, – каждый мужчина, зарезервировав предварительно пару стульев для себя и своей партнерши, сидит рядом с дамой вплоть до того момента, когда наступает их выход. Завершающая часть общего танца тоже отличается от любых британских вариаций. Светские завсегдатаи из Лондона оказались бы сильно озадачены, получи они приглашение поучаствовать в русской кадрили.
Внезапно грянул вальс, и пары вихрем закружились по комнате; однако этот блаженный момент недолго длится для русского кавалера, поскольку весь вальс целиком он со своей партнершей танцевать не может; после первого тура она его покидает и уже в следующее мгновение кружится в объятиях другого кавалера, который в свою очередь уступает ее третьему.
Затем танцевали мазурку, тоже совсем не похожую на нашу. У русских она отличается величественными позами, сопровождаемыми звоном шпор. Каждый кавалер в такт музыке слегка притопывает сапогом, дамы изящно застывают, и при виде разнообразных офицерских мундиров, празднично украшавших комнату, мне с трудом верилось, что все это происходит посреди азиатской степи на недавно захваченной хивинской территории.
С курьером полковника Иванова я отправил письмо генералу Колпаковскому, замещавшему Кауфмана во время его отсутствия на посту генерал-губернатора Туркестана. Вскоре полковник известил меня, что в Казалинск также направляются два офицера в сопровождении отряда казаков. Он предложил мне присоединиться к ним и по прибытии в Форт N2 1 лично получить ответ на мою просьбу о возвращении в Санкт-Петербург через Ташкент и Западную Сибирь вместо Оренбурга.
В тот же вечер в крепости состоялось театральное представление, все роли в котором исполняли солдаты. После ужина я вместе с Ивановым и всем его штабом отправился лицезреть это действо. Зрителями в основном были казаки и киргизы; последние не понимали языка актеров, но живо реагировали на их жесты и от всего сердца восхищались частыми пистолетными выстрелами и звоном сабель, сопровождавшими каждое действие, поскольку главный персонаж в пьесе являлся разбойничьим атаманом. Представление завершилось его поимкой и казнью, с каковой целью исполнителя главной роли вывели на авансцену. Этот мужчина, имевший, очевидно, акробатический опыт, просунул ногу в веревочную петлю, и его подняли над сценой вверх ногами, а «палач» выстрелил из пистолета в воздух, что олицетворяло печальный конец пленника. Рядом с выходом из зала на столе поместили тарелку, на которой каждый офицер оставлял несколько рублей в качестве вознаграждения артистам за их труды.
Следующим вечером у меня состоялся любопытный разговор с полковником, касавшийся сравнительных характеристик киргизских и английских лошадей; и, мне кажется, я заставил этого славного офицера усомниться в том, насколько можно мне доверять, так как ни он сам, ни офицеры его штаба не в силах были поверить, что одна английская лошадь как-то раз перемахнула через ров шириной в тридцать шесть футов; даже великое достижение Джорджа Осбалдестона, проскакавшего двести миль за восемь с половиной часов, казалось им сущей мелочью в сравнении с упомянутым выше прыжком.
Впрочем, люди в Средней Азии не могут быть осведомлены обо всем происходящем на планете наравне с нами – жителями западного мира, и в итоге мне все-таки удалось получить определенный кредит доверия, объявив, что ни один человек в этой комнате не сумеет связать меня веревкой без того, чтобы я не выпутался и не освободился самостоятельно. Один артиллерийский офицер тут же потребовал доказать это мое заявление. Я так и поступил, и результат обескуражил аудиторию, поскольку от пут я избавился в два раза быстрее, чем тот офицер меня связывал.
На следующее утро прибыл казначей хана, доставивший несколько тысяч рублей в счет уплаты военных издержек. Он позавтракал с Ивановым и даже умудрился сделать это с ножом и вилкой, хотя последний предмет явно доставил ему массу неудобств.
Несмотря на свою мусульманскую веру, казначей явно любил шампанское и в этом пристрастии сходился со своим повелителем. Из форта в Хиву частенько отправляют это вино целыми дюжинами бутылок, а все сомнения хана испарились, когда ему сообщили, что Пророк не знал о шампанском и, следовательно, не мог его запретить.
Незадолго до приезда казначея в Петро-Александровске побывал посланник бухарского эмира. Он приезжал по поводу разногласий, вызванных некими кочующими киргизами, которые, согласно слухам, переходили через границу и скрывались на бухарской территории, стоило русским чиновникам приступить к сбору налогов. Между эмиром и генералом Кауфманом на сей счет велась отдельная переписка. Первый из них, кстати сказать, не является самым просвещенным правителем, и о нем рассказывают, что однажды, заметив, как русский офицер разглядывает Луну в телескоп, он отправил за ним и потом спросил об увиденном. «Ну, там есть горы, потухшие вулканы, – ответил ему офицер. – Вот это я и рассматривал». – «Надо же! – удивился эмир. – Как интересно! А кто у них там на Луне хан? Хотел бы я с ним познакомиться».
В разговоре о Бухаре один из офицеров упомянул совместную русско-германскую научную экспедицию, которая направлялась в этот город и намеревалась исследовать местность между Самаркандом и Пешаваром на предмет будущего строительства железной дороги, весьма необходимой в Средней Азии для быстрого концентрирования войск, если таковое потребуется.
– За нашу следующую встречу! – неожиданно предложил тост один молодой офицер, поднимая бокал шампанского.
– И где же она состоится? – спросил я.
– Кто знает? – пожал плечами другой офицер. – Полагаю, рано или поздно мы встретимся на поле боя.
Вообще, практически каждый офицер, встреченный мною в Средней Азии, придерживался того мнения, что ждать столкновения между нашими войсками в Индии долго не придется. «Очень, конечно, жаль, – отмечали они. – Но интересы наши пересекаются, и хоть мы на личном уровне все очень хорошие друзья, однако близится пора выяснить мечом: кто будет править на Востоке».
Несмотря на неприязнь генерала Кауфмана к путешествующим по Туркестану иностранцам, в Петро-Александровске служил один прусский офицер, получивший дозволение вступить в русский полк. До этого он прошел франко-прусскую кампанию, где весьма отличился. Тем не менее после своих доблестных успехов на
