собравшихся можно было легко понять, что особой любви к немцам офицеры гарнизона не испытывали, а сам Иванов, несмотря на его тевтонскую наружность, имел подчеркнутые антипрусские убеждения, в чем его поддерживали практически все его подчиненные. Кстати сказать, во время своего путешествия по России я не раз подмечал во всех классах общества открытую враждебность по отношению к немцам и австрийцам. Поведение последних во время Крымской войны оставило у русских самые горькие воспоминания, помноженные к тому же на антагонизм двух правительств по вопросу Константинополя.
Собравшиеся офицеры были единодушны в том мнении, что военная система в России находится пока в переходном состоянии и что на данный момент они не готовы к войне с таким мощным противником, как Германия. Все сходились на необходимости мира в течение как минимум еще пяти лет, после чего Россия, как они считали, сможет показать зубы.
Об Австрии же говорили с презрением, считая саму возможность ее существования в Европе лишь проявлением милости со стороны императоров Александра и Вильгельма. На австрийскую армию русские офицеры смотрели свысока. Тем не менее не могу удержаться от мысли, что в тот день, когда они предпримут попытку вторжения в империю Франца Иосифа, им все же придется осознать, насколько глубоко они заблуждались. Ведь Австрия на самом деле вынесла серьезный урок из поражения в битве при Садове. Ее солдаты и офицеры теперь столь же образованны и подготовлены, как военнослужащие любой другой европейской армии, и, хотя финансовое положение у них сейчас на спаде, оно все же не такое плохое, как у их соседа, чья легкомысленная привычка к займам для оплаты процентов по предыдущим долгам приведет, вполне возможно, к банкротству всего государства.
В Петро-Александровске проживали около тридцати дам. То были жены и дочери гарнизонных офицеров. Раз в неделю в недавно построенном офицерском клубе устраивался вечер с танцами.
До крепости дамы добирались летом, совершая путешествие по Сыр-Дарье, Аральскому морю и Аму-Дарье на пароходах, курсировавших между Ташкентом и Петро-Александровском. Форт являл собой скучнейшее на свете место, поэтому представительницы прекрасного пола приложили все усилия для организации этой еженедельной вечеринки. Полковник Иванов любезно вручил мне приглашение на одну из них, запланированную буквально на следующий вечер, а также сообщил, что утром все собираются с борзыми и ястребом на заячью охоту, которая в Средней Азии служит основным развлечением.
Глава XXXV
Сборы – Бухарские и киргизские охотники – Степь – Погоня – Ястреб – Офицерский клуб – Бал – Как здесь танцуют кадриль – Вальс – Мазурка – Спектакль – Подвиг Осбалдестона – Трюк братьев Дэвенпорт – Казначей хана – Посланец от эмира Бухары – «А кто у них там на Луне хан?» – Русско-германская научная экспедиция – Прусский офицер – Назар и вестовые полковника Иванова – Капитан Янушев – Шурахан
Наутро после недолгого завтрака к нам явился офицер и сообщил о полной готовности к выезду. Мне достался небольшой гнедой конь в холке никак не более четырнадцати хэндов, который, однако же, танцевал подо мной так, будто нес жокея наилегчайшего веса где-нибудь на скачках в Кембриджшире.
На плацу собрались люди и лошади самых разнообразных размеров – длинноногие мужчины на коротконогих конях и коротконогие мужчины на гигантских жеребцах туркменской породы. Все офицеры были в военной форме, а замыкали нашу кавалькаду несколько бухарских и киргизских охотников в темно-красных халатах.
Семь или восемь борзых выстроились парами за спиной у распорядителя охоты – крепкого коренастого полковника, знакомого, как мне сказали, с повадками робкого заячьего племени лучше всех остальных офицеров в гарнизоне. На локте хивинца, отличавшегося плотным сложением и оседлавшего прекрасную рыжую кобылу, грациозно сидел охотничий ястреб с колпачком на голове – в дальнейшем именно эта птица должна была сыграть важную роль в нашем развлечении.
Верховые киргизы с громкими хищными выкриками закружили по двору. Нарастало всеобщее волнение и трепет. Со всего форта сбежались привлеченные шумом и суетой собаки, с лаем окружившие наш кортеж.
Охотничьи угодья располагались примерно в восьми милях от крепости, и мы помчались туда грохочущим галопом. Скачка на такой скорости до места охоты рассматривалась, очевидно, как неотъемлемая часть всего приключения.
Перед нами лежала широкая ровная степь. Не видно было ни одного ориентира, кроме периодически попадавшихся насыпей шириной около восьми футов, через которые лошади перелетали изящно и легко. Киргизы и бухарцы в такие моменты оборачивались посмотреть, как эти препятствия берет мой конь со своим тяжелым всадником. Однако он ни разу не споткнулся, и спешу заверить – этот маленький выносливый зверь мог бы нести самого Даниэля Ламберта, воскреси кто-нибудь сего достойного, но весьма тучного джентльмена по такому случаю. По временам один из бухарцев проносился с гортанным криком мимо меня и лупил плетью прибившуюся из степи к нашей стае дикую лошадку, увлеченную скоростью, мощью и статью своих соплеменниц, за которыми она, впрочем, не могла угнаться.
Внезапно распорядитель охоты натянул вожжи, останавливая тяжело дышавшего жеребца, спешился и сказал, что мы на месте.
По левую и правую от нас руку тянулась узкая полоса кустарника и зарослей ежевики, а за этой невысокой преградой виднелась широкая лента из темного хрусталя, напоминавшая венецианское зеркало в покрытой изморозью серебряной раме. Перед нами лежала Аму-Дарья. Ширину ее подчеркивал снег, покрывавший берега и всю степь вокруг.
Мы выстроились в длинную цепь, так чтобы между всадниками было примерно по двадцать ярдов, и в таком порядке поскакали через тростник и кустарник.
Наконец дикий крик одного из киргизов в красном халате возвестил нам о том, что заяц выскочил из укрытия, и все эти русские, казаки, киргизы, а также и я помчались галопом в погоню за поднятой с места дичью. Перепуганный зверек бросился прямо на лед, и следом за ним в горячке охоты – вся наша разношерстная стая. Лошади с берега скорее соскользнули, чем соскочили, и все мы, соперничая друг с другом, понеслись через реку. В полумиле по ту сторону Аму-Дарьи виднелся еще один участок густых зарослей, и борзые явно не успевали догнать зайца.
Однако в этот момент наездник с ястребом запустил свою птицу в небо. Буквально через секунду пернатый охотник сидел на спине жертвы, а вышколенные борзые, окружив, но не трогая добычу, смирно стояли с широко открытыми пастями и высунутыми языками.
Распорядитель охоты галопом поскакал к ним, спешился и подобрал зайца, а через несколько минут мы уже снова летели во весь опор. В итоге наши усилия были вознаграждены пятью зайцами,