когтях Пульче и позволил вытечь трети ее содержимого. Разливаясь по дну, жидкость уже не казалась черной, скорее, багровой, как грозовое небо на закате – цвет благородного выдержанного вина. Заткнув склянку пробкой, Лэйд сделал быстрый шаг назад. Он в точности знал предел натяжения стальной цепи, но всякий раз инстинкт оказывался быстрее разума. Этот инстинкт помнил, на что способен изнывающее от голода существо, в мозгу которого давно растворилось, перебродило и истаяло все, что прежде было человеческим, оставив лишь грубое, животное, не способное ни чувствовать, ни рассуждать.
Пульче уткнулся в миску, его зазубренный отросток, состоящий из кости и хитина, мгновенье назад казавшийся бесполезным наростом на голове, метнулся вперед точно пика, едва не пробив сосуд насквозь. На поверхности багрово-черной жижи мгновенно вскипели пузыри.
Он пил жадно, чавкая, орошая пол вокруг себя брызгами, сладострастно отфыркивался, скрежетал костяными наростами в горле, терся в экстазе брюхом о пол. Казалось, весь его мир съежился для него до диаметра миски.
- Что это? – тихо спросил Уилл, едва не вжавшийся спиной в стену, - Что это такое?
- Кровь, - спокойно пояснил Лэйд, - Не беспокойтесь – коровья. На скотобойне в Миддлдэке мне ее отпускают бесплатно по доброй памяти. Я как-то помог ее хозяину справиться с выводком кровожадных туреху[8], которые едва не лишили его всего скота. Напомните, чтоб я как-нибудь рассказал об этом случае. Смешно сказать, больше любых оберегов и амулетов мне помог моток патентованной двойной проволоки мистера Джозефа Глиддена[9] длиной в сто ярдов, бочонок кипящей смолы и молотилка для зерна…
- Нет, - голос Уилла едва заметно дрогнул, - Что это?
Он указывал пальцем на сопящее чудовище, жадно подбирающее зазубренным хоботком остатки багровой капели с дна миски.
- Новообретенный подданный Нового Бангора, - желчно усмехнулся Лэйд, - К слову, едва ли самая несчастная его жертва. Уверяю, многим пришлось куда хуже. По крайней мере, вечный голод – не самая страшная из пыток, которую можно вообразить…
- Он…
- Здесь, в Олд-Доноване его прозвали Мистер Браун. Да, он пил кровь. Высасывал ее у своих жертв, застигая их врасплох по ночам. Оставлял после себя сухие, как пергамент, оболочки. Больше всего его привлекает кровь, однако прочие жидкости – желчь, лимфа, спинномозговая жидкость – тоже значатся в его карте вин… Он мог бы существовать в Новом Бангоре довольно долго в таком качестве, однако своим примером явственно доказал, что сытость никогда не станет спутником осторожности. Он сделался тороплив и небрежен. Вопрос его поимки Канцелярией был лишь вопросом времени. Но ему повезло – я успел раньше. Загнал его в… стеклянную банку, как он сам выразился.
- Но не убили, - осторожно заметил Уилл, не в силах оторвать взгляда от извивающегося на полу чавкающего чудовища, - Хотя, без сомнения, могли.
- Мог, - согласился Лэйд, водружая полегчавшую склянку с кровью на относительно чистый участок пола, - Но, как я уже говорил, меня не прельщает ремесло убийцы. Кроме того… Что ж, приходится признать, что это лакающее кровь существо отчасти право – мы с ним старые знакомые. Не настолько близкие, чтоб именоваться приятелями, но… В некотором смысле я действительно ощущал ответственность за его судьбу. Даже когда Он своей волей превратил его в кровожадного монстра. Вы уже поняли, почему я привел вас сюда?
Уилл перевел растерянный взгляд с урчащего Пульче, водящего дрожащим хоботком по чаше и собирающего последние капли алой жидкости, на Лэйда.
- Чтоб он рассказал мне что-то из своего прошлого?
- Это тоже, - кивнул Лэйд, - Но не в первую очередь. Пятый круг ада, который вам не терпелось посетить, вместилище душ, подверженных гневу и унынию, не так ли? Грязное болото Стикс, в котором по горло утопают грешники, терзающие друг друга в слепом зверином отчаянии, а дном им служат мертвые тела их предшественников... Обратите внимание, до чего уместно мистер Пульче смотрелся бы в подобном окружении! Мучимый голодом, он делается равнодушен, безразличен и вял, как всякое насекомое, экономя силы и впадая в подобие забытья. Гаснут чувства и паять, отключается ассоциативное мышление – словом, живой пример уныния. Глубочайший эмоциональный транс, из которого его не может вывести даже боль. Да, я знаю, о чем говорю. Однако стоит ему пригубить этого волшебного алого сока, что течет в наших венах…
- Он впадает в гнев? – беспокойно спросил Уилл.
- В некотором роде. Кровь наполняет его силой, а сила рождает самоуверенность – так устроен его звериный разум. Почти как у нас людей, но еще проще. Так что у вас будет возможность изучить его в обеих ипостасях. Разве не ценная возможность?
- Да. Конечно.
- Еще! – рыкнул Пульче, рывком поднимая распухшую морду от опустошенной глиняной миски, - Еще, дьявол тебя раздери!
- Нет, - твердо ответил Лэйд, - Был уговор.
- Еще! – рявкнуло существо, дрожа от вожделения, - Я сказал – еще, ты, шелудивая дрянь, скудный выкидыш сифилитичной утробы!
Лэйд легко коснулся носком ботинка сосуда с кровью, стоящего на полу, заставив его накрениться на несколько градусов. И хоть положение склянки осталось устойчивым, Пульче вдруг обмер, прижавшись к полу, отчего сразу сделался как будто меньше. Его живот уже не казался плоским, он едва заметно колыхался, скребя хитиновыми чешуйками половицы.
- Ладно, - проскрипел он натужно, - Твой спутник хочет историю? Я найду ему историю. Какую он желает услышать?
Лэйд рассеянно улыбнулся.
- Что-нибудь о гневе. Не очень гнетущее, но поучительное. Я думаю, у тебя найдется подходящая история.
Губы Пульче, превратившиеся в запекшиеся по бокам от пасти лохмотья, затрепетали – жуткое подобие животного оскала.
- Найдется! Но платить придется вперед! Я не принимаю чеки!
Лэйд вылил в миску еще немного крови, и та оказалась высосана так быстро, что он едва успел отдернуть руку. Цепь на шее Призрака Блохи задребезжала, мгновенно натянувшись до предела.
- Значит, историю… - чудовище довольно отрыгнуло, в несколько глотков осушив миску, - Что ж, твой юный друг ее получит, эту историю. Ты… Как тебя, там, Билл?
- Уилл.
- Уилл…
- Я люблю рассказывать истории, Уилл. Но, как ты догадываешься, судьба редко посылает мне благодарного слушателя. Последний был у меня… О, какое блаженство ощущать, как память расправляет свои лепестки… Последний был у меня в марте. Какой-то бродяга, вздумавший пробраться ночью в мое жилище, чтобы вынести отсюда осколки былой роскоши. Он нашел
