в этой истории только конь, наверное, потому что был трезвым и неженатым.
Лысый коллега рассматривал то, что у него получилось, и щурился от слишком яркого света. «Самое время», – подумал Брендон и нарочно поставил кляксу на пергамент. Теперь он был обязан взять один из перочинных ножей и счистить это безобразие.
На обратном пути с этим самым ножом он остановился у стола лысого и вежливо спросил, можно ли позаимствовать очки, чтобы написать пару-тройку строк. Буквы стали расплываться перед глазами, а он и не думал, что можно так ловко это исправить. Вдруг поможет, а братья не поскупятся отправить весть родственникам, чтобы прислали похожие.
Лысый согласно кивнул. Он оживлялся, только разглядывая картинки в книге. Видимо, кварц хорошенько избавил его от эмоций, но страсть художника осталась неубиваемой. Даже полуслепой, он все еще потрясающе рисовал, оживляя скупые рисунки первоисточника затейливым орнаментом.
Дальше надо было лишь изобразить случайность. Оставить на странице ветошь, которой вытирал перо, рассматривать строки в линзах со всех сторон, потом снять очки и смотреть в них, отстранившись от стекол. Разыскивая то самое расстояние, на котором солнечный круг становится огненным. Брендон задержал дыхание, наблюдая, как пятно становится все ярче. Где же ты, саламандра…
Ветошь вспыхнула быстро. На дымок обернулся сосед, брат Жоан не сразу осознал, что произошло, а потом с криком кинулся не к Брендону, а к бадье с водой и половником, из которого пили во время работы. Брендон мастерски изобразил отупевшего от кварца наставляемого, который с изумлением наблюдает, как огонь впивается в лист. А потом его окатили водой вместе с книгой. Впрочем, о ноже, который холодил левую ногу, обозвавший его слепым полудурком брат Жоан не вспомнил.
Зато можно было не дожидаться окончания работ. Дабы наставляемый Брендон не получил скоротечной чахотки, его отправили переодеваться в комнату. Со строгим указанием попросить у брата Руперта сменную рубашку на три дня раньше положенного. Сердце колотилось в ушах, хотелось закрыть глаза и очнуться где-нибудь там, на скалистом берегу, когда операция Гая и рыбная дорога будут уже позади. Но мы обязаны проживать каждое мгновение нашей жизни.
– Вы все-таки пробовали уйти отсюда вплавь, друг мой? – осведомился Гай Невилл, увидев, как за Брендоном тянется от порога мокрый след.
– Нет. Доставал нож.
– Любопытно, но эту историю вы расскажете мне, когда вернетесь выполнить мою просьбу. А теперь переоденьтесь и сделайте из мокрой рубахи жгут. Вам понадобится что-то закусить, чтобы весь Бетлем не услышал, как отчаянно вы хотите на волю.
Брендон понял, что не может унять дрожь. Он мог тысячу раз сказать, что ничего не боится, но обмануть тело не получалось. Холод добавлял свою лепту в это нелепое и позорное для мужчины состояние. Гай чудовище. Но старше. И в двух кварцевых браслетах. Так просто не убьет.
– Все еще не доверяете мне. Правильно. Но я с вами кристально честен. Магическая клятва, знаете ли, действует в обе стороны.
Брендон молча достал нож и протянул его Гаю Невиллу. Потом закрыл глаза и закусил мокрую, пахнущую рыбой рубашку. Оглушительную боль не смог сгладить даже белый кварц. Брендон выгнулся и глухо взвыл сквозь зубы. Крепкие пальцы Гая Невилла сжимали его кисть надежнее тиска для пыток.
Несколько мгновений выпали из жизни Брендона Бирна, а когда он наконец очнулся, боль стала ровнее, мерзее и терпимее. Гай Невилл держал в руке белое каменное кольцо с кровавыми пятнами.
– Вот и все. Половина свободы есть. Не цепляйтесь за рубашку. Я сделаю вам повязку из того почти сухого рукава. Окажетесь на свободе совсем, не забудьте промыть рану морской водой или отваром зверобоя. Вы слишком умны для того, чтобы умирать глупо.
За эти дни Брендон проявил себя как понятливый и не буйный, поэтому братья не сопровождали его в каждый момент, лишь когда надо было пройти в какое-то новое место, где он еще не бывал. Теперь можно было отправляться к мешкам. Только унять тошноту, что подкатывала от боли и волнения.
– Я должен сказать вам спасибо, – сипло прошептал он, рассматривая искалеченную, стянутую повязкой кисть, ставшую внешне вдвое уже.
Гай Невилл улыбнулся широко и открыто, но от выражения его глаз веяло жутью.
– Впервые слышу благодарность вместо проклятия. Чтоб вас, магистр Бирн! Еще немного – и мне это понравится.
До места, где разгружали тележки с рыбьей требухой, было не так далеко идти. Брендону казалось, что путь занял полдня. Он шел не крадучись, а будто подчиняясь указанию кого-то из братьев. Когда его спросили, куда идет, Брендон ответил, что работал в скриптории, но сильно испортил пергамент и был отправлен братом Жоаном к рыбакам, чтобы искупить скудоумие прилежностью. Попавшийся по дороге брат не мог не узнать манеру Жоана выражать мысли. Он хмыкнул и махнул в направлении платформы с мешками.
– Вон там рыбных дел мастера. Иди на вонь, не ошибешься.
Мгновения тянулись. Скрипел кабестан. Стучали копытами по деревянному настилу ослики. Брендон присоединился к тем, кто рассовывал по мешкам рыбные остатки из кучи. Потом дождался, когда мохноногий серый трудяга втащил очередную телегу с этой пакостью. За ее высоким бортом, скрывшим несколько готовых мешков, можно было нырнуть в один, наполовину заполненный рыбой, и притаиться. Детина, который занимался погрузкой, мощный человечище с оловянными глазами, прицепил его к крюку и теперь цеплял остальные. А этот должен был протащиться по земле шесть футов, прежде чем, соскользнув с края скалы, повиснет на крюке над водой. Брендон выбросил из него часть рыбы, но не настолько еще похудел на овсянке, чтобы его почти сто восемьдесят фунтов стали незаметным довеском. Только бы мешок выдержал!
В темноте и тесноте Брендон почувствовал, как задыхается. Его окружала скользкая вонючая дрянь, полотно царапало, а правая рука на каждое покачивание мешка отзывалась болью. Сейчас ему отчаянно хотелось заорать, чтобы его вытащили. Чтобы не умереть, сорвавшись в морскую воду в этом мешке, как в ловушке. Как же человек на самом деле слаб, когда его коснутся настоящие испытания!
Он пытался выровнять дыхание, несмотря на рыбный дух, и думать об Эшлин. О том, что выбора нет. О том, что шанс на удачный побег у него один к семи, и это много. А потом дышать стало резко легче. Морской ветер холодил тело, но выдувал проклятую вонь. Мешок, покачиваясь, двинулся вперед, к берегу. Внизу отчетливо слышался плеск волн, Брендону даже показалось, что они соревнуются, какая допрыгнет до канатной дороги. Пусть даже и так. Остался последний рывок, там, когда мешок бросят на крестьянскую телегу. Чтобы
