своей горечи. Он крепче обнимает меня и даже не пытается притвориться, что он не понимает, что происходит.
Он понимает.
Мы оба понимаем.
По мере того, как наши действия становятся грубее и более отчаянными, мы оба понимаем, что это единственный способ, как мы можем попрощаться. Словесный способ не подходит нам. Никогда не подходил. С их помощью можно объяснить все наши недостатки, но физический контакт – это единственный способ выразить, почему мы так подходим друг другу.
Это не заставит его остаться, и это не уменьшит боль. Это покажет нам обоим последний проблеск того, что бы у нас получилось, если бы наша история была романтикой, а не трагедией.
Мы упиваемся и прижимаемся друг к другу, пока мы спотыкаясь идем вдоль коридора в мою спальню. Половина его одежды уже на полу. Скоро и остальная часть будет.
Мой халат падает на пол. Он не церемонится, когда кладет меня на кровать и зарывается между моих бедер. В нем есть отчаяние, которое я не видела с той ночи, когда он впервые порвал со мной, и я знаю, это потому, что он уже одной ногой находится за дверью.
Я закрываю глаза и хватаюсь за кровать в попытке не дать своим эмоциям разрушить меня. Какое-то время мне это удается. Он заставляет меня кончить, и мне хорошо. Он целует мое тело, и мне хорошо. Он устраивается у меня между ног, и я в предвкушении. Он смотрит мне в глаза, когда входит в меня, и гигантская линия разлома проходит в самом центре моей решимости. Он замедляется настолько, что складывается ощущение, что он не хочет, чтобы всему этому настал конец, и в этот момент я раскалываюсь на две части. Одна часть вибрирует и пульсирует с удовольствием, а другая – увядает и умирает. Доверчивая часть меня. Любящая часть.
Он серьезно думает, что я смогу снова стать прежней после такого? Это невозможно. Ущерб уже причинен. Он отравил ту женщину, которой я была раньше. Даже по прошествии долгого времени после его ухода, я все еще буду сочиться ядом.
Я больше не кончаю. Мое тело слишком сосредоточено оплакиванием его потери, несмотря на то, что он все еще внутри меня.
Когда он кончает, его лицо уткнуто мне в шею, и несмотря на данный себе запрет не плакать, я все равно плачу. Мои слезы бесшумны, но мне понятно, что он их чувствует. Так же, как и я понимаю, почему он не двигается так долго после того, как все заканчивается. Почему его руки так крепко обнимают меня, а его дыхание столь прерывистое.
Почему он вытирает лицо об мою подушку до того, как слезает с меня.
Он перекатывается на спину. Прикрывает лицо руками. Я не двигаюсь. Я не могу.
Если я это сделаю, то разобьюсь на осколки подобно стеклу.
— Кэсси…
— Что бы ты ни сказал, это никак не облегчит для меня твой уход. Ни единое твое слово. Никогда.
Он делает прерывистый вздох.
— Если бы был какой-нибудь другой способ…
Я поворачиваюсь к нему спиной и смотрю на стену. Слишком сложно находиться с ним здесь сейчас. Это лишь вызывает во мне желание умолять его остаться, и это именно то, что моя гордость не позволит мне.
— Тебе надо уйти.
Он не двигается.
— Сейчас же, Итан! — Я стараюсь говорить твердо, но мой голос дрожит. Ничего удивительного. В данный момент, я – это одна сплошная коллекция осколков, которые держатся вместе лишь благодаря решимости не позволить ему увидеть то, как я рассыпаюсь на кусочки.
Кровать двигается, когда он встает, а я просто смотрю на стену, пока он собирает свою одежду и одевается. Я не знаю, как я представляла себе конец наших отношений, но определенно не таким образом.
В своих самых глупых и оптимистичных мечтах, я думала, что у наших отношений не будет конца.
Вот так шутка!
Я чувствую, как он стоит в дверях. Наблюдает за мной. Надеется, что я в порядке.
Я не в порядке. Прямо сейчас я даже не могу представить, когда это произойдет.
— Кэсси…
— Убирайся!
— Может наступит день… и мы сможем…
— Убирайся на хрен отсюда!
Мое горло сжимается, когда я слышу его вздох, выражающий смирение.
— Я буду скучать по тебе, — шепчет он, и мое горло окончательно сдавливается.
Когда я слышу, как закрывается входная дверь, из меня вырывается всхлип. За ним следует еще один и затем еще, пока я не начинаю задыхаться и хватать ртом воздух.
Постепенно я успокаиваюсь достаточно, чтобы дышать, и иду в душ. Я смываю с себя все, что от него осталось. Пока я это делаю, я даю себе клятву, что никогда больше не позволю мужчине повлиять на меня таким образом.
Никогда больше.
Я также даю клятву, что всю оставшуюся жизнь, я никого и никогда не буду так сильно ненавидеть, как Итана Холта.
Наши дни
Нью-Йорк
Квартира Кассандры Тэйлор
Итан уезжает завтра, и слово «беспокойный» даже и близко не описывает то, как я себя чувствую. Выражение «Лезть на стену» более близко́, но и оно не описывает всю мою тревожность.
С тех пор, как Итан проводил меня домой, я только и делала, что смотрела на свои часы и отсчитывала время до вылета. Сейчас уже остается десять часов и сорок две минуты. Я смотрю на свою кровать и подумываю о том, чтобы попытаться уснуть, но несмотря на то, что уже два часа ночи, я знаю, что это невозможно.
Звонкое похрапывание Тристана отдается эхом в коридоре, и этого достаточно, чтобы мне хотелось закричать. Мне надо выйти.
Я скидываю с себя халат и одеваюсь. Когда я выхожу в лобби, я говорю себе, что иду прогуляться. Когда я выхожу на улицу и ловлю первое попавшееся такси, я говорю себе, что просто собираюсь проехаться. А когда я подъезжаю к зданию квартиры Итана, я говорю себе, что я – мерзкая, грязная лгунья из-за того, что не признавалась себе в том, куда я направляюсь и что планирую сделать.
Точнее, с кем я планирую сделать.
Я ввожу код безопасности и открываю дверь. Внутри здания стоит тишина. Когда лифт открывается на этаже Итана, я едва не теряю самообладание и не ухожу. Наверняка, он спит, и определенно попытается избежать того, о чем я собираюсь его просить. Это очень плохая идея во многих отношениях, и все же, прямо сейчас это кажется самым
