медлит? Надеется, что Джэд появится?
Я хочу, чтобы он ушёл. Желательно – навсегда. Потому что ненавидеть его я уже не могу, но и испытывать ничего, кроме жалости, не способен.
Если всё так, как он говорит, для него, как и для Мариэль, смерть – единственный и лучший выход.
Или…
– Диран, погоди.
Он удивлённо поднимает голову.
«Джэд… ты можешь прийти?»
«Что-то важное? Я тут с Арвином застрял».
«Для Наблюдателя с Паджера, думаю, да. И для нас с тобой – тоже».
Долгая пауза. Диран недоумённо смотрит на меня.
«Дэрэк… ты уверен?»
Нет, родной. Это всего лишь мысль. Догадка. Крошечный проблеск надежды.
«Так надо».
«Иду».
Его появление мы встречаем по-разному. Я медленно встаю. Сын Эйка вскакивает и сдавленно стонет.
– Дэрэк, что это значит?
В голосе Дэйкена напряжение и обида. Только утром он сказал мне, как сильно не хочет с ним встречаться – и вот я преподношу сюрприз.
Я очень рискую.
– Синеглазый, слушай.
Шаг за шагом я подробно описываю ему ситуацию. Предложение Дирана. Его слова, что жгут до сих пор. А внутри всё сжимается. Если я увижу хоть тень иного чувства, чем то, на которое я рассчитываю…
Но я не ошибся!
Джэд вспыхивает с головы до ног. Заключает меня в объятия и гневно разворачивается к Дирану:
– Как ты посмел предложить такое Дэрэку?! Моему Дэрэку?!!
Диран отшатывается, и я понимаю почему. Я давно не видел Синеглазого в такой дикой ярости.
– И ты ещё говорил, что любишь! А сам попытался соблазнить Дэрэка! Да если ты притронешься к нему хотя бы пальцем, посмеешь ещё раз подойти, заговорить, попросить близости… Я вызову тебя, понял?!
Я ощущаю, как его всего трясёт и сколько сил он прикладывает, чтобы не наброситься на сына Эйка с кулаками.
– Дэрэк мой, только мой! Только я могу быть с ним, любить его, дарить ему наслаждение!
Рассудительный, сдержанный, невозмутимый?
Пространство вокруг нас начинает искривляться и закипать…
Шок Дирана не поддаётся описанию.
Да, мальчик, я не маг. И не так красив, как некоторые. И не самая лучшая пара для великого короля и Хранителя. Мне об этом напоминают многие. Но все почему-то забывают, что он тоже выбрал меня – сразу и на всю жизнь.
А ты – первый, кто на его права посягнул. И для меня тоже потрясение увидеть Джэда таким… только сердце при этом заходится от счастья. Я впервые слышу подобные слова от него, хотя тысячу раз говорил их сам.
И этот человек называл меня собственником?!
– Никакая у тебя не любовь! Если б ты любил, одна мысль быть с кем-то ещё была бы для тебя непереносима! И не надо ссылаться на связь, на перенос чувств… Лапать ты собрался – кого?! И – чёрт, мы все тут парни! – встал бы у тебя – на кого?! – Джэд ругается так, что у меня алеют уши.
Да здравствует наше земное прошлое, благодаря которому ругательство на языке Земли понимаю только я. Дирану хватает всего остального. Он то краснеет, то бледнеет, но даже не порывается что-то вставить. А потом сразу исчезает – не сомневаюсь, очень-очень надолго.
Не обязательно убивать человека. Можно убить чувство. Если оно – почти любовь. Почти! А желание обладать любой ценой – это точно переходящее. Теперь сын Эйка увидел предмет своей страсти без прикрас. Таким, каким знаю и люблю его я. А он, влюбившийся в прекрасного и могущественного короля, даже не представлял. Как и не представлял силу его страсти… что там! Несмотря на форму, ругательство в конце стало лучшим признанием в любви за всю мою жизнь.
Ведь если попытаться перевести его на язык Саора, оно означало, что любого, попытавшегося овладеть мною, Джэд в переносном смысле отымеет сам… хотя в оригинале оно звучало куда короче и доходчивее!
***
– Знаешь, я хочу попросить у тебя прощения!
Дэрэк прекращает успокаивающе поглаживать меня и широко распахивает глаза:
– За что?!
– За то, что столько лет не понимал, как тебя бесили вешавшиеся мне на шею нахалки! Какая это пытка – представлять свою любовь в чужих похотливых руках! И я тебя ещё упрекал за бурное проявление недовольства! Да поубивать их всех мало!
– Дошло-таки…
– Ещё бы не дошло! Тебе пообещали наслаждение! От опытного в подобном! Хотелось бы мне знать, откуда у него такой опыт! Оарни что, славится однополыми отношениями? Завтра же пойду разбираться!
– Джэд…
– Это же надо – меня через тебя!
– Синеглазый, ругательства Земли в твоём изложении теряют непристойность и звучат как музыка… или приглашение. Но ты король, и ругаться тебе не пристало.
Я начинаю остывать.
– Извини. Знаешь, а это была хорошая мысль. Показать Дирану, в какой кошмар он влюбился… Похоже, мы его долго не увидим.
Дэрэк хохочет:
– Да, его нежным чувствам был нанесён жестокий удар. Тебя ведь толком никто не знает. Даже я, оказалось, тоже! Джэд…
– Что?
– Повтори то, что ты сказал… чей я.
– Ты мой, Дэрэк. Я не позволю никому коснуться тебя. Не дам взглянуть с вожделением. Не разрешу приласкать. И спать ты будешь только со мной, понял?!
Создатель… что со мной происходит? Откуда это? Все эти годы – это сидело во мне?!
– Синеглазый, это и есть ревность. Не рука Стэна на плече, не Сиэль, снимающая волосок. Страх, что твой любимый в постели с другим, принимает ласки, получает наслаждение, стонет от страсти, бьётся в экстазе… всё то, что постоянно преследует меня.
– И ты всегда испытываешь… вот это?!
– Видишь ли, Джэд… Девушки, признающиеся тебе толпами в любви, не за ручку держать тебя хотят. И в постель затащить пытаются не потому, что мечтают понежиться с тобой под одним одеялом! Ты слишком чист сердцем, мой Синеглазый. А я при взгляде на очередную соблазняющую тебя красотку всякий раз представляю себе всё очень живо.
Мне приходится перевести дыхание.
– Дэрэк, может, я тоже подхватил вирус? Я же никогда не ревновал. Вернее, то, что я называл ревностью, и эта отупляющая, безудержная ярость – совершенно разные чувства. От первого можно отмахнуться, пошутить над ним, забыть. Второе же… Вот я тут сижу, тебя на секунду отпустить боюсь – зная, что меня Арвин ждёт! Я об обязанностях своих забываю, о долге короля! За двадцать пять лет такого не было!
– А кто-то мне не так давно выговор устроил – помнишь? Чего я так взбесился из-за цветочков в постели.
– Дэрэк мой! Прости!
– Прощу – если повторишь. Кому я принадлежу…
– А не перебор?
– Нет! За все годы – как раз! Итак?
– Ты принадлежишь мне. Ты только мой – целиком, от пяток до макушки. Губы – мои, и целовать должны лишь меня! – Я не могу удержаться и делаю то, что сказал. – Твои глаза должны любоваться мной одним! Сердце в твоей груди бьётся ради меня… И это… – Моя ладонь властно ложится ниже. – …исключительно моё и дарит наслаждение мне одному! Попробуй только забыть!.. Откушу!
– Ну, ничего себе! – в
