на меня, пытаясь… Я не уверена.
Я правда не хочу знать.
И теперь Ричард пьяно кричит, отбиваясь от рук более крупных, гораздо более трезвых мужчин, держащих его.
— Ты, гребаная сука! — кричит он, но я даже не могу его слушать. Рука Саймона, тёплая, мягкая и добрая, так не похожая на руку его внука, касается моего локтя.
— Иди, дорогая. Тебе лучше пойти поймать моего партнёра. У него вспыльчивый характер, но то, как он смотрел на тебя сегодня… Ему просто нужно остыть. Иди и найди его.
Я должна остаться.
Я должна помочь убрать беспорядок, который я устроила.
Но вместо этого я киваю и бегу к лифту.
К сожалению, а может, и к счастью — смотря с какой стороны посмотреть, он всё ещё спускается, сейчас он на 20-м этаже из шестидесяти.
У меня нет времени ждать, пока он поднимется обратно. Вместо этого мои глаза перемещаются на лестницу, которая зовёт меня, и я ругаюсь, прежде чем начать спускаться по ней, молясь о том, чтобы не сломать ногу, не сдуть лёгкое или не расплавиться в ужасную лужу через десять этажей.
Когда я достигаю 45-го этажа, я проклинаю свои туфли.
К 30-му этажу я проклинаю платье.
На 15-м я проклинаю себя, гадая, сколько времени понадобится кому-то, чтобы найти меня, если я упаду и умру на этой лестнице.
Однако к 1-ому, когда я попадаю в вестибюль, у меня возобновляется чувство неотложности, и я выбегаю из здания на Рокфеллер-центре. Холодный воздух сотрясает мои лёгкие и обжигает кожу, но мне всё равно.
Мне нужно найти мужчину.
И тут я вижу его, переходящего 49-ю. Я перехожу её на свет, наблюдая, как лампочка "идти" превращается в оранжевую стрелку.
— Дэмиен. Дэмиен! — кричу я через дорогу, приближаясь к нему, и его тёмные волосы с седыми прядями появляются в поле моего зрения. Я вижу через дорогу, что его челюсть твёрдая, сжатая от гнева, и я удивляюсь, почему он здесь, а не направляется к парковщику. Он поворачивает голову ко мне, каким-то образом услышав меня сквозь шум нью-йоркского хаоса, и просто стоит там.
— Одну минуту! Пожалуйста! — кричу я сквозь шум, подбегая к обочине и начиная выходить на дорогу. Раздаётся гудок, но я смотрю только на Дэмиена. Его лицо застыло в панике, но кто-то хватает меня за платье, не давая мне бросится прямо в машину.
— Господи, леди, какого хрена! — спрашивает парень, которому чуть за двадцать, на его лице выражение шока, словно он не может решить, должен ли он вызвать полицию и поместить меня в психиатрическую лечебницу или это просто случай, когда Нью-Йорк есть Нью-Йорк. Я успокаивающе улыбаюсь ему и извиняюсь, благодаря его за то, что он, по сути, спас мне жизнь.
Мне должно быть стыдно.
Я чуть не умерла, пытаясь перейти через дорогу к мужчине, который определённо ненавидит меня. Мужчине, который определённо не хочет слушать мои объяснения.
Но я не смущаюсь. Я полна решимости, если что. Более решительно настроена добраться к нему, объяснить, попытаться изо всех сил спасти то, что между нами, что-то действительно, действительно чертовски хорошее.
— Дождись света, сумасшедшая ты женщина! — кричит он, перекрывая шум транспорта, и я считаю это хорошим знаком. Я полагаю, что если он говорит мне подождать, значит, он готов ждать.
Я стою там, замерзая в холоде нью-йоркской зимней ночи, хотя текущий во мне адреналин не даёт мне этого почувствовать, и жду. Я двигаюсь, неоднократно нажимая на кнопку "идти", как будто это поможет.
Это никогда не помогает.
Честно говоря, я убеждена, что эта кнопка — обман, плацебо, заставляющая вас ждать достаточно долго, чтобы вы не рисковали и не столкнулись со встречным транспортом.
Наконец, загорается зелёный свет, появляется маленький шагающий человечек, и я мчусь, бегу в этих дурацких туфлях, жалея об открытом носке и, честно говоря, о не надетом похоронном платье, в котором, возможно, было бы легче бежать.
Но потом я там, слегка подпрыгиваю, чтобы перепрыгнуть через бордюр, прежде чем оказаться перед ним.
И, чёрт возьми, он не выглядит счастливым. Он не выглядит приветливым, или весёлым, или тёплым, или как-то ещё, что я чувствую, когда обычно стою перед ним и смотрю на него.
— Пожалуйста, Дэмиен. Позволь мне объяснить.
Он не говорит ни слова, и у меня сводит живот. Он просто продолжает смотреть на меня. Где-то дальше по дороге звонит колокол Армии спасения Санты, прося пожертвования.
Я говорю первое, что приходит на ум, первое, что я могу сделать, чтобы уговорить его остаться.
— Я не думала, что ты мне понравишься, — говорю я. Его бровь приподнимается. — Блин. Чёрт. Я не… Я не это имела в виду. Я не думала, что ты будешь мне небезразличен. — Я дышу глубоко, мои лёгкие не привыкли к чрезмерным кардио нагрузкам, тем более к бегу по 60-ти лестничным пролётам, а затем через Рокфеллер на каблуках, в то время как моё сердце продолжало бешено колотиться в панике.
Движение почти незаметно, лёгкое смягчение в складке между его бровями, но я вижу это. Когда работаешь в розничной торговле, учишься читать выражения на лицах людей. Более того, когда ты работаешь в сфере макияжа, тебе приходится читать лица людей, чтобы понять, что они на самом деле думают о том, что ты им продаёшь.
— Я встречалась с Ричардом четыре года. Четыре года, которые я провела, убеждая себя, что он то, что мне нужно. Что нам суждено быть вместе. Я делала всё возможное, чтобы показать ему, что я подхожу ему, что я вписываюсь в этот… — Я машу рукой в сторону здания, из которого только что сбежала. — Глупый гребаный мир, в который я умирала от желания, чтобы он принял меня. Я создала эту фантазию в своём воображении, где мы просто… подходим друг другу. — Я смотрю на омелу в дверном проёме позади него, размышляя, каково это — нырнуть в проём и поцеловать его, когда между нами ничего не было.
Никакой лжи.
Никакого вранья.
Только мы, новое начало. Два незнакомца
