медленно, но верно уходило прочь. Соединенным Штатам, находящимся на краю экономической, политической и социальной пропасти требовалось менять свою всегда жесткую риторику на еще более агрессивную. Мэтью, как далеко неглупый человек, рассчитывал и тут оказаться на коне и в авангарде перемен, ибо кто, как не он был, по сути, в самом центре заговора против русского президента. И хотя об этом нужно было помалкивать, он никогда не упускал случая принять многозначительную позу, если речь заходила о внутрироссийских делах. Он ведь всерьез рассчитывал, что государство осыплет его наградами с ног до головы, за умело проведенную операцию, но никто с этим делом, к его искреннему удивлению, не спешил ему навстречу. В какие бы высокие кабинеты он не заходил, все старательно отводили от него глаза и спешили поскорей сбагрить кому-нибудь другому настырного соискателя почестей. Все, что удалось выцарапать из родного ведомства, так это реплику наручных часов «Rolex Paul Newman Daytona» стоимостью якобы 90 000$ с дарственной гравировкой от главы Пентагона, но на самом деле, «красная» им цена в базарный день не превышала 400 «жабьих шкурок». Желая, как следует о себе заявить, чтобы повысить стоимость своих акций, он даже добился встречи с самим Дэниелом Смитом — всемогущим руководителем «русского дома». Но тот до обидного был холоден с ним, ограничившись лишь вялым рукопожатием и отделавшись ничего незначимыми словами ободрения и поддержки. Это демонстративное пренебрежение к его заслугам, сильно ударило по больному самолюбию Скайлза. Ведь кто, как не сам Смит, еще год назад, когда операция только готовилась, несколько раз сам связывался с Мэтью по закрытой линии связи и заискивающим тоном интересовался ходом подготовки к намеченной акции? А теперь он делает вид, что чуть ли не впервые видит его. И хотя Мэтью было обидно за невнимание к его заслугам, в душе он понимал, что чем меньше людей знает о его «подвигах», тем целее его личная шкурка, которую он любил больше чем лавры признания своих заслуг. Впрочем, денежное содержание, которым его щедро одарило родное ведомство, в какой-то мере, скрашивало весь негативный осадок от замалчивания его ведущей роли в деле дестабилизации извечного противника США. Поэтому не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать нового назначения. Он, разумеется, не рассчитывал, что его законопатят в какое-нибудь полудикое африканское государство, где одна хунта сменяется другой на постоянной основе, и где есть риск, если и не заболеть малярией, то спиться от тоски и безнадеги. Ему, конечно, хотелось бы попасть в какую-нибудь маленькую тихую страну, наподобие Швеции или Швейцарии. А уж попав туда, заниматься неспешной и размеренной работой, которая не несет в себе никаких рисков. Днем заниматься рутинными и скучными делами, связанными с посещениями брифингов для дипломатических представительств, посещениями посольств дружественных (вассальных) государств, присутствием на маневрах карликовых армий, а вечером посидеть в хорошей компании коллег, где-нибудь в уютном кафе.
К своим тридцати пяти годам он так и не обзавелся семьей, все время, откладывая этот процесс на потом. Нет, он не был проповедником гендерного разнообразия в сексе, просто считал, что семейные обязанности могут плохо сказаться на его карьере. К тому же, наличие семьи всегда предполагало некую ответственность по отношению к женщине и возможным детям, а он не привык расходовать свою любовь на кого-то еще кроме себя самого. А вот мимолетных любовных интрижек он никогда не чурался, резонно считая про себя, что лучше отделаться парой сотней долларов и получить взамен этого мимолетное удовольствие без всяческих взаимных обязательств, чем постоянно делиться своим жалованьем и при этом постоянно чувствовать на себе давление со стороны супруги. С кучей денег на своем банковском счету, он мог себе позволить отдохнуть от пережитого стресса на каком-нибудь пляже Лос-Анжелеса или Флориды, в ожидании нового назначения, крутя романы налево и направо. Но он все время откладывал свой вояж на курорт, в ожидании, что его вот-вот заметят и вот-вот позовут сунуть ногу в стремя. Правда, можно было поехать к родным и близким. Но из родных и близких у него была всего лишь мать, поживающая в Айдахо. Близким для него человеком она никогда и не была. В особенности после того, как умер его отец, рано спившийся на почве ревности к своей супруге. Мэтью любил своего несчастного и безропотного отца, который не нашел в себе силы противостоять постоянным изменам жены, а потому и выбравшего такой экзотический способ самоубийства. За это он так и не смог простить свою мать. После смерти мужа она еще дважды выходила замуж, пока не успокоилась в третьем браке, обремененная кучей ребятишек от разных отцов. Мэтью не то, чтобы уж совсем игнорировал мать. Нет. Просто предпочитал поддерживать с ней отношения на расстоянии, отделываясь, время от времени поздравительными открытками на Рождество и День рождения. В результате, никуда он так и не поехал, решив остаться в Нью-Йорке. Из пятизвездочных апартаментов он съехал в отель попроще, но все равно с приличным комфортом. Уже привыкнув к тому, что все угрозы для его тушки остались позади, он проводил дни в походах по театрам, выставочным галереям, паркам и кинотеатрам. А по вечерам устраивал маленькие кутежи в одном из ресторанчиков Мидтауна, обычно заканчивавшихся тем, что под утро в его постели оказывалась то одна, то другая девица, имени которой он даже не старался запомнить.
I.II
17.09.2020 г., США, Нью-Йорк, Бедфорд
Вот и сейчас он находился в приятном обществе знойной брюнетки, которую подцепил в ночном клубе на Ленокс-Авеню, что находился невдалеке от Центрального парка. Весь день он провел в Парке, валяясь на лужайке и нежась в лучах сентябрьского солнца. Трава вокруг него, хоть и была еще зеленой, но уже не такой яркой и сочной, как в летние месяцы. По всему чувствовалось, что осень уже не за горами и уходящее лето торопится отдать отдыхающим свои последние погожие дни. К вечеру уже становилось прохладно. И эта прохлада ему чем-то напоминала Москву. В русской столице даже в разгар лета редко выпадали дни, когда становилось слишком жарко. К тому же жара никогда там не чувствовалась по-настоящему из-за большого количества деревьев на улицах, а также парков, рощиц и тенистых аллей. В этом плане Нью-Йорк сильно проигрывал русской столице. Каменные джунгли американского мегаполиса могли своим видом удовлетворить только того, кто никогда не вылезал из них, а поэтому и не знал, что бывают места гораздо красивей, чем пышущий жар от раскаленного асфальта в окружении бетонно-стеклянных коробок, слепящих глаза прохожим своими отражениями солнечного света.
