сможешь оценить ситуацию правильно.
Баржи в заливе, отдалось знакомым звоном в глубине моего сознания. А затем я неожиданно для самого себя понял, как могу отразить вторжение с моря. Блестящая идея – только придется отвлечься от нее и разобраться с делами здесь. Редкостное невезение.
– Мне тут вдруг пришло в голову, – сказал я, – что его войско может не принять по отдельности что вдову, что старого друга, каким бы завещанием мы ни прикрывались. Но вот если бы я, его старый друг и правопреемник, женился бы на его вдове… – Я позволил сказанному повиснуть в воздухе – как червю, нанизанному на крючок.
Она сохранила невозмутимый вид, что, по крайней мере, свидетельствовало о силе ее характера.
– Это бы укрепило позиции.
– Думаю, да, – сказал я и кивнул. – Ну и потом, если мне придется предать лучшего друга, должен же я что-то получить с этого, не так ли?
Сичель-Гаита глубокомысленно кивнула.
– Справедливо.
– И как разумный итог для тебя, – продолжал я, – ты останешься царицей или императрицей, лидершей. Это ведь неплохая цена. – Я широко улыбнулся ей. – Постараюсь быть не слишком вредным мужем – как тебе такое?
– Мне нравятся сильные мужчины, – сказала она. К своему ужасу, я понял, что сказала она это вполне искренне.
Мы скрепили сделку. Не мой звездный час, хотя стоило отдать ей должное, она была очень вежлива и умела держать себя. Я был не в форме, к тому же думал о другом: мой ум занимали лебедки, подъемное оборудование, вопросы о том, насколько можно положиться на достоверность «Хроник» Полиния, замеры дальности требушетов и времени высыхания моего «раствора мечты». Даже не мой беззвездный час. Скорее минут пятнадцать.
37
Денек выдался долгий – то одно, то другое. Я устал и отправился спать – и как раз уже почти уснул, когда этот идиот разбудил меня.
Его рука зажала мне рот – так крепко, что и не вдохнешь.
– Это я, – сказал он.
Я вовремя вспомнил, что в последний раз, когда видел Лисимаха, тот был мертв. Он чуть ослабил хватку.
– Ты жив! – прошептал я. – А я думал…
– Тихо. Мы сейчас выберемся отсюда.
Я знаю. Наконец-то. Давно пора.
– Но как? Стража кругом.
Его лица я не видел в темноте, но бьюсь об заклад – этот монстр ухмылялся.
– Я заручился заложницей.
О боги. Ну конечно. Ему такое к лицу. Я пялился в темноту, но ничего не смог рассмотреть.
– Только ботинки надену.
Он прошипел что-то ругательное, и я оставил обувь. Совсем размяк, вот в чем моя проблема – до семи лет я ходил босиком, я теперь и пары шагов не могу пройти не прихрамывая.
Когда я вышел из своего шатра, яркий лунный свет, сверкавший на ее златых кудрях, мигом подтвердил все подозрения. Он засунул ей в рот кляп и связал запястья. Потрясающе.
– Ты сошел с ума, – прошипел я. – Нас обоих распнут.
– Пойдем.
Потом я узнал, что это была чистая удача. Дуракам – или героям? – все-таки везет, правду говорят в народе. Первая же палатка, на которую мой громила набрел, оказалась будуаром Сичель-Гаиты. И Лисимах даже не знал, что перед ним – жена Огуза; просто решил, что красивая женщина на роль залога прекрасно подойдет. И как тут сомневаться в существовании Бога, когда доказательства Его чувства юмора окружают нас со всех сторон?
Мы одолели половину плаца, прежде чем часовые заметили нас; и тогда-то Лисимах оказался в своей стихии. Естественно, у него при себе был нож, огромный и наточенный; этот тип был как магнит в отношении подобных вещичек. Он устроил настоящее шоу на публику, тыча ее лезвием в висок, пока она не завизжала. Никогда за всю жизнь мне еще не было так стыдно.
Лисимах не был бы Лисимахом, если бы не счел, что легкость, с которой мы сумели убраться из вражеского стана, – закономерный итог его героизма. На деле же я подметил по крайней мере с полдюжины моментов, когда и кривой лучник смог бы подстрелить его за милую душу – как сойку на низко свисающей ветке. Но довольно скоро мы оказались за пределами света сторожевых костров – и припустили изо всех сил.
– От… пус… ти ее, – выплевывал я на бегу, задыхаясь. – С ней… мы… медленнее.
Что на самом деле было неправдой, потому что Сичель-Гаиту Лисимах тащил не за что-нибудь, а за волосы – из-за чего она, подозреваю, не очень хорошо проводила сейчас время. Но на этот раз он сделал так, как ему велели, и отпустил ее. Пара-тройка стрел свистнула высоко над нашими головами, кто-то крикнул нам стоять. И как нам попасть в Город, вдруг задумался я, – как я, кажется, уже упоминал, открытие ворот плевым делом не являлось, но гигант мысли Лисимах, само собой, не принял это в расчет.
Итак, вскоре мы достигли Северных врат. Я точно знал, что за нами никто гнаться не станет, но, конечно, не мог сказать ему об этом.
– Прикрывай мне спину, – сказал я ему и завопил, задрав голову: – Это я, Орхан! Спустите веревку, черт возьми!
Слава богу, на башне дежурил Бронеллий, узнавший меня по голосу. Наверх нас с Лисимахом затащили точно пару мешков с зерном.
* * *
– Какого?.. – начал Нико, но я оборвал его.
– Сначала разберись с Лисимахом, – сказал я. – Торжественный проход по Длинному Акру, стоячая овация на Ипподроме и в завершение – вручение Бронзовой короны. Ему понравится, и у людей будет повод для радости.
Нико никогда не делает записей – просто все запоминает, как чарочник в корчме.
– Устрою, – сказал он. – Хорошая идея. Что с тобой случилось? Мы уж думали…
– Дальше, – перебил я, – мне нужно написать письмо. Сейчас.
* * *
«Огузу – от Орхана, с сердечным приветствием.
За добро платят добром. Твоя жена собирается убить тебя, а мне предложила занять твое место. У нее родинка на внутренней поверхности бедра примерно на две с половиной ладони выше колена. Если коснуться ее, она шипит как чайник. Береги себя».
* * *
Думаю, этого хватит. Письмо я написал по-алаузски джазигитским алфавитом. На обороте я написал ОГУЗ обычными буквами. Запечатав послание в позолоченный реликварий, я велел оставить его в ста ярдах от Восточных врат под воткнутым в землю белым флагом. Хороший поступок, плохие намерения – или хорошие намерения и плохой поступок. Зачем еще нужны друзья?
* * *
– Итак, – сказал я Фаустину, потому что на тот момент Нико был занят, – мне нужны ныряльщики. Не меньше полусотни
