– и как можно быстрее.
– Ныряльщики? Орхан, ты хорошо себя чувствуешь?
– Это вопрос жизни и смерти. Найди мне их.
* * *
Никто больше не интересуется историей. Сколько людей, проходя мимо каменных блокгаузов на обоих концах Длинной набережной, задумываются, ради чего те построили, а? От силы один имперец из десяти сможет припомнить, что они как-то связаны с неким Ожерельем Йовия. Но когда спросишь его, что эти слова значат, – в ответ он, скорее всего, лишь плечами пожмет.
Приблизительно двести сорок лет назад император Йовий V продул знаменательное морское сражение против эхменов. Конца света, впрочем, не случилось – две флотилии из четырех были потеряны, и только, – но враг не отказался от попыток зайти в залив. Будем честны, Йовий был слабоумным, которого заботила только одна вещь во всем мире – его собственная псарня. Но вот служивший при нем префект Марциал был весьма умен, разве что перестраховщик был страшный. Он задумался – что случится, если и оставшуюся пару имперских флотилий постигнет судьба первых двух? Итак, Марциал и тогдашний лидер инженерного полка объединили усилия – и на свет появилось Ожерелье Йовия.
Они сделали огромную бронзовую цепь, достаточно длинную, чтобы протянуться от одной стороны залива до другой, каждое звено которой было толщиной с талию человека. – Бо´льшую часть времени цепь лежала под водой, так глубоко, чтобы над ней могли ходить корабли любого класса. Но стоило показаться врагу, как два титанических подъемных механизма натягивали цепь – и та блокировала проход. Никто не переубедит меня в том, что в истории инженерных войск Империи это самый масштабный и наиболее эффективный проект. Он был прост, соразмерен бюджету и поэтому – сработал. Сработал бы, по крайней мере, если бы вражеский флот добрался до залива, но этого в итоге так и не случилось. Йовия убили, тело бросили на корм его же псам, и его преемник Пакациан начал свое правление с череды ослепительных побед над эхменами, обеспечив робурам власть над морями на два поколения вперед. Ожерелье так и не было ни разу испытано, став предметом местечковых насмешек – почитайте «Сатиры» Гальбы, подивитесь остроумию былых времен. Рычаги для подъема цепи демонтировали, тросы смазывать перестали – те были железными и в отличие от бронзовой цепи стали ржаветь. Однажды ночью тросы тихо и незаметно оборвались, и Ожерелье опустилось на дно залива. Император Евсевий II умудрился впарить его консорциуму торговцев металлоломом – и люди из консорциума честно пытались найти его и поднять, пока по растущим убыткам не сообразили, как славно их обвели вокруг пальца. Сейчас, по прошествии многих лет, нечего даже и думать о том, чтобы разыскать эту потерянную и забытую реликвию. Кроме того, благодаря новым рудникам в Турии в наше время бронза гораздо дешевле. Даже если бы кто-то умудрился наткнуться на эту махину под водой, ее спасение обошлось бы дороже, чем сам материал.
Полковые архивы – мы стараемся ничего не выбрасывать – предоставили мне чертежи системы тросов, которую нам, конечно, предстояло создать с нуля. Я чуть не расплакался, когда увидел их. Тем не менее существует в инженерных войсках поговорка: «Если что-то было сделано однажды, мы, конечно, это можем повторить». Я поручил дело Гензерику, напутствовав его.
– Вопрос жизни и смерти. – Черт, я так часто в последнее время говорю эти слова, что они, не ровён час, потеряют всякий вес. – И, бога ради, отнесись к Зеленым и Синим с пониманием. У инженерных войск не хватит рук провернуть все самостоятельно.
Был когда-то такой поэт – Полиник Симокатта; честь по чести, самый унылый поэт, когда-либо возивший пером по бумаге. Так вот он сочинил триумфальную оду по случаю успешного создания Ожерелья, за что Йовий заплатил ему хорошие деньги – одному Богу известно зачем. Текст совершенно невыносимый (я его читал, так что вам не обязательно) – но меня привлекла строфа, где Полиник сравнивал цепь с радугой, простершейся «от самых порогов Сидеры до славных покоев Актиды». Никто не принимал слова бездарного стихоплета всерьез; радуга – большая дуговая арка, а натянутая цепь – скорее прямая. Под «порогами Сидеры» и «покоями Актиды», как считалось, Полиник подразумевал солнце на закате и восходе – ну, тут логика есть: Сидера – вечерняя звезда, Актида – утренняя. Вроде бы никаких подсказок отсюда не следует, но, если закопаться в архивы, окажется, что во времена Йовия на обоих концах набережной стояли два «звездных» храма. То есть Полиник в присущей ему извращенной манере подогнал метафору всеохватной радуги, что простирается от одного конца земли до другого, от «заката» до «рассвета», в поэтической традиции означающих запад и восток, под фактическое расположение обоих креплений цепи: у храма Сидеры с одного конца набережной, у храма Актиды – с другого.
Если вам кажется, что здесь я блистаю умом и демонстрирую свои энциклопедические знания о посредственных поэтах-робурах, подумайте еще раз. Я узнал обо всем этом из отчета, составленного безвестным представителем гильдии скупщиков металлолома (не той, что обанкротилась стараниями хитрого Евсевия, а уже другой, почти столетие спустя заинтересовавшейся поисками Ожерелья). Этот документ попал ко мне лишь потому, что один малахольный тип всерьез надеялся заинтересовать меня блестящей, на его взгляд, авантюрой. Я рассказал ему в подробностях об изменении цен на бронзу, после чего он сдался и убыл. Все это засело у меня в голове из-за того, что я случайно узнал, где раньше находился храм Сидеры, – мои ребята выполняли какую-то работу в соответствующем конце набережной и наткнулись на каменные плиты, убористо исписанные религиозными текстами. Церковный совет запоздало всполошился, но тонну бумажной волокиты спустя нам дозволили-таки закончить начатое. Итак, храм Сидеры в незапамятные времена стоял там, где сейчас – новые спусковые полозья для военных судов четвертого класса. И если на неизвестного энтузиаста и этого придурка Полиника можно положиться, то где-то совсем рядом, под большим количеством воды и, вероятно, грязи, находился один конец. Нужно найти только один конец. Возьмитесь за него, и она сама найдет для вас другой.
– Прошло двести тридцать лет, – отчеканил Нико, стараясь держать себя в руках. – От цепи ничего не осталось, кроме ржавчины и липкого ила.
– Цепь из бронзы, – напомнил я ему. – Бронза не ржавеет – она только покрывается патиной. Эта штука все еще там, внизу, – я уверен. Никто не смог поднять ее, она слишком большая и тяжелая, чтобы кто-то умудрился ее украсть, ну и сама она уползти аки змея никуда не могла. Все, что нам нужно сделать, – найти ее.
Чем мне нравится Город, так это
