когда быстро повернул, опустил на диван и навис над ней. Он хотел вжать ее в подушки, ощутить ее под собой, поглотить ее. И она позволила ему: подняла руки и притянула к себе, вытягивая свои ноги между его и углубляя поцелуй. Он отчаянно поцеловал ее в ответ. Зарылся руками в ее волосы и потянул за пряди, задирая ее голову, а затем двинулся губами вниз по сладкой линии ее шеи, задевая кожу зубами, и снова почувствовал ее ногти на своей спине. Она выгнулась дугой, и он отстранился. Образ, представший перед ним, отпечатался в его сознании: беспорядочные длинные кудри, приоткрытые от рваных вздохов опухшие губы, сверкающие глаза под опущенными веками.
Мерлин, к чему все идет?
Блять, она сводила его с ума. Он ослеп от желания.
Ее рука потянулась выше, провела пальцами по его челюсти, а затем опустилась на скулу. Он повернул голову, закрывая глаза, и поцеловал ее ладонь.
— Драко, я… — в тоне ее голоса был вопрос. Тот, на который, он знал, что должен был ответить до того, как они зайдут дальше, до того, как они достигнут точки невозврата.
Драко открыл глаза, заглядывая в ее.
— Гермиона, — его взгляд проскользил по ее лицу.
Ее имя на его губах и все, что оно значило, было таким трепетным… и пугающим.
Я так чертовски сильно хочу тебя.
Прости меня, если причинил тебе боль.
Я твой.
Отчаянные слова. Правдивые слова. Могла ли она как-то прочесть их на его лице, в его касании?
Гермиона двинулась под ним, медленно и намеренно — точка соприкосновения изысканна. Он замер и посмотрел на нее, а она не оборвала зрительный контакт… И сделала это снова. Драко почувствовал, как теряет концентрацию в необходимости утонуть в ней, забыть себя совершенно и полностью. Его левая рука вновь опустилась к краю ее платья, а правая к тонкой лямке на ее плече, где он прикоснулся губами к золоту, мягко прикусил, оттягивая, и провел языком по сладко-соленой коже. Она низко, гортанно простонала, и он почувствовал, как ее пальцы переместились со спины на торс, а затем опустились, проникая под пояс брюк. Его мышцы содрогнулись от ее прикосновения, бедра дернулись. Рука на ее подоле скользнула выше, когда он зарылся лицом в идеальный изгиб ее шеи, плеч и аромат волос.
— Я хочу… — слова вырвались из него рвано и отчаянно.
— Да, — ее шипение в ответ.
И она начала извиваться, помогая ему тянуть платье выше и выше, когда громкий треск раздался в воздухе.
Малфой даже не замер. Он дернулся вперед, хватаясь за палочку в кармане куртки, пытаясь быть осторожным, чтобы не раздавить Гермиону, не причинить ей боль. Он почувствовал, как широко раскрылись глаза, какими они были дикими, когда его накрыла паника.
Это был треск аппарации, он был уверен в этом.
Драко занял оборонительную позицию перед Гермионой, которая тоже вскочила и выхватила палочку из своей сумки, лежащей на полу. Но она переместилась из-за его спины так, что теперь они стояли бок о бок перед диваном с вытянутыми палочками.
Образы того, как Пьюси, Долохов или кто-то хуже находят их в таком положении, охватили сознание Драко. Он взглянул на Гермиону: ее волосы пребывали в беспорядке, одежда была растрепана. Он знал, что сам выглядел так же. И любому вошедшему будет ясно, чем они занимались. Образы того, что могут сделать Пожиратели смерти в ответ, скрутили нутро. Искаженное от боли выражение лица его матери, возникшее перед глазами, заставило ощутить вкус желчи на языке.
Но больше не раздалось ни звука. Несколько мгновений магазин оставался совершенно тихим. И ничто эту тишину не нарушило. Не возникло никакого отклика на быстро прошептанный Гермионой Гоменум ревелио. Драко в замешательстве метнул взгляд к ее глазам, и она покачала головой. Но затем звук раздался снова. Тот же отдаленный треск, однако, на этот раз гораздо дальше и определенно снаружи здания.
Плечи Гермионы расслабились, и она опустила свою палочку.
— Это была машина, — заверила она, поворачиваясь к Драко. — Выхлоп машины. Должно быть, донесся с улицы.
— Ты уверена? — дурнота по-прежнему одолевала его, а сердце колотилось.
И в тот же миг звук настиг опять, уже чуть слабее.
— Да, определенно, — Гермиона прижала ладонь ко лбу и издала пустой смешок. — Бог ты мой. Это прозвучало в точности как…
Драко заставил себя опустить палочку, но не смог заставить панику и образы сгинуть. Он сел на ручку дивана и опустил голову на руки. Услышал, как она подходит к нему.
— Ты в порядке? — ее рука легла на его плечо.
— Именно этого я и боялся! — он поднял взгляд и увидел, как она вздрогнула, поэтому понизил тон. — Вот почему.
— Почему что? — она двинулась еще ближе, между бровей начала пролегать складка. Ее глаза искали его, и она опустила вторую руку на другое плечо.
— Почему я был таким уродом. Почему я боролся с этим, — он дико взмахнул рукой, охватывая комнату и их помятый вид, — так долго.
— Я не понимаю, — ее лицо было близко.
Слишком близко.
И он почувствовал почти непреодолимую тягу обнять ее. Поэтому отстранил ее от себя и подошел к книжному стеллажу, прислонился к тому лбом, попытался мысленно заблокировать боль и волнение, отразившиеся в ее чертах.
— Как думаешь, что бы случилось, если бы они нашли нас в таком виде? — спросил Малфой, его голос все еще был неустойчивым.
Гермиона отвела взгляд, скорчившись.
— Ничего хорошего. Взяли в плен? Не думаю, что они убили бы нас.
— Да, они бы нас не убили. Это было бы слишком просто. Я предал их, Гермиона. Я продал их и перешел на другую сторону. Если бы они нашли меня в таком виде, то осталось бы предельно мало того, чего они не сделали бы со мной, чтобы наказать и привести пример для остальных, как только осознают, в чем дело.
— Драко…
До этого момента Грейнджер, кажется, на инстинктивном уровне знала, что лучше не приближаться, но сейчас двинулась к нему. Малфой остановил ее, вытянув руку, и повернулся.
— Как думаешь, что они сделали бы с тобой, чтобы наказать меня? Если бы они подумали, что ты что-то значишь для меня? — он увидел, как она моргнула, увидел, как крутятся шестеренки в ее голове, поэтому поспешил настоять на своем. — Сегодня ты слышала, как они говорили о магловских девушках. Каким же идеальным примером послужили бы мы… Чистокровный предатель и его грязнокровная подружка, — он провел рукой по лицу. — Я не могу так рисковать. Я не могу сделать это, если
