книжного магазина, задыхаясь и дрожа. Почему он переместил их сюда, а не в квартиру, он не совсем понимал, но это казалось безопаснее. Было воскресенье, все магазины были закрыты, и он знал, что здесь никого не будет.
Гермиона по-прежнему обхватывала его и оставалась в том же положении, замерев, еще мгновение, пока ее руки не начали бегать по нему, скользя, ища.
Она бормотала что-то…
— Ты в порядке? Ты в порядке?
И Малфой осознал, что она проверяла его, хотела удостовериться, что он цел, что он в порядке, в тот же момент, когда и сам начал проверять ее.
— Я в норме, — ответил он. — А ты… — и он провел ладонями по ее спине, плечам, касаясь ее рук, прижимаясь своими ногами к ее, лихорадочно желая понять, что она тоже цела и в порядке.
— Да, да, — мягко произнесла Гермиона. — Я в порядке, мы в порядке. Мы здесь. Мы в порядке.
Драко остановился, и она подняла взгляд. Ее руки, которые соскользнули с его спины к груди, тоже остановились. Ее глаза, оттенка между коричневым и золотым, которому он все лето пытался подобрать название, встретились с его. Драко все еще тяжело дышал, все еще был пойман в сети страха и адреналина, но так же остро осознавал, что они были одни. В тихой, почти полностью закутанной во мрак комнате — единственный свет пробивался через маленькие окна от уличных фонарей снаружи. Он посмотрел на Гермиону, и, может, это был побочный эффект от только что произошедшего, может, облегчение от побега, но все, что он пытался оттолкнуть и перестать испытывать, пронеслось через него за раз.
Она была дорога ему.
Драко затаил дыхание, бунт страха и безрассудной надежды заполнил его вены.
Было ли слишком поздно?
Но в этот же миг рука Грейнджер снова двинулась, медленно, вверх по его груди, проводя вдоль ткани его футболки, пока не достигла основания шеи. Ее губы приоткрылись, и глаза сконцентрировались на точке соприкосновения — ее кожи к его. Как только она прикоснулась к нему, Малфой резко втянул воздух, а затем онемел. Он заметил все. Тишину комнаты, ее тело, прижатое к его, ее светлый аромат, окружающий их, и едва ощутимое касание подушечек ее пальцев, как ожог. Она подняла лицо в то же мгновение, как Драко опустил свое, чувствуя, как некая последняя нить оборвалась внутри, когда притянул Гермиону к себе, и их губы встретились.
Ее губы были мягкими и сладкими, по началу легко касаясь его, пока ее пальцы перемещались с его шеи к челюсти, чтобы утонуть в волосах на макушке. Малфой сильнее обхватил ее руками, склоняясь ниже, и провел ладонью между ее лопаток, поднимаясь к шее. Ощущать ее, чувствовать ее вкус — это поглотило его. Он хотел этого так долго. Почему он сдерживал себя? Драко не мог вспомнить. На самом деле, он вообще не мог думать. В особенности после того, как Гермиона приподнялась и вжалась в него, а ее пальцы крепче вцепились в его волосы, искушая поддаться желанию, искрящемуся между ними. И Драко поддался. Наклонил ее голову и зарылся в мягкие кудри, углубляя поцелуй. Когда ее губы раскрылись, и ее язык коснулся его, Малфой резко дернулся и развернулся вместе с ней, поднимая и прижимая ее к корешкам старых книг. Ее нога потянулась выше и обернулась вокруг него, из-за чего Драко толкнулся в нее бедрами, и низкий стон вырвался из его горла. Сжав рукой полку над головой, он толкнулся жестче в то же мгновение, как подтянул Грейнджер к себе. Она выдохнула его имя, и их поцелуи стали глубокими, жадными.
— Мерлин, — прохрипел он через пару мгновений, отстранившись, и прижался своим лбом к ее.
— Драко, — снова прошептала Гермиона, тихо и прерывисто дыша, когда ее пальцы проскользнули под тонкую ткань его футболки и пробежались вверх по его спине, задевая кожу ногтями.
Малфой втянул воздух через зубы. Его контроль не шел ни в какое сравнение с неделями сдерживаемой необходимости. Он хотел разорвать ее одежду, бросить ее на выцветший диван-честерфилд за спиной и почувствовать ее обнаженную кожу.
Драко снова впился губами в ее рот, изучая тот языком и вжимая ее в грубые полки, пока руки блуждали по всему ее телу. Гермиона встретила его с такой же страстью, а затем резко оттолкнула их обоих от стены. Он позволил ей вести себя назад, но когда его ноги ударились о край дивана, она разорвала поцелуй и подняла на него взгляд. Ее глаза были темные. Пока Малфой наблюдал, ее рука потянулась выше и остановилась посередине его груди, а потом толкнула его вниз. Тяжело дыша, он рухнул на старый, потертый бархат и посмотрел на Грейнджер из-под ресниц.
— Ты прекрасен, — прошептала она, и на малейшее мгновение он замер, прежде чем потянуться и схватить ее за запястье.
— Иди ко мне, — его голос был низким, грубым.
И она пошла — забралась к нему на колени и оседлала, наклоняясь и захватывая его губы в очередной обжигающий поцелуй, а ее пальцы снова оказались в его волосах.
Блядский ад.
Он хотел этого, думал об этом почти постоянно, но так и не оказался готов.
Малфой откинул голову и позволил ей делать с собой все, что захочется. Провел руками по ее бедрам и обхватил талию. Ощущение купальника под коротким хлопковым платьем напомнило ему о произошедшем ранее, когда он подошел к бассейну и увидел, как она потягивается, а завязки и крошечные куски ткани едва прикрывают ее прекрасную спину и идеальную задницу. Желание пронеслось по нему тогда так же, как и сейчас, и он снова простонал ей в губы, пока те не покинули его, чтобы двинуться вдоль линии челюсти, поднимаясь к уху. Грейнджер стянула куртку с его плеч, а его руки опустились на подол ее платья, задирая, комкая. Пальцы дрожали, скользя по гладкой коже ее бедер.
— Драко, Драко, Драко, — выдыхала она как молитву.
Или заклинание.
И, может, это оно и было, потому что он забыл все, что, вероятно, должен был помнить прямо сейчас. Забыл, что они только что были в опасности. Что это, вероятно, была плохая идея. Что они по-прежнему могли быть в опасности.
Малфой почти забыл, кем являлся.
Она произнесла его имя еще один раз, судорожно выдыхая возле его уха, в тот же миг, как толкнулась вперед, вниз и к нему, тем самым выпустив в нем нечто дикое. Драко обхватил руками ее талию и поднял, впиваясь в ее губы и не отпуская,
