Еще не подняв веки, она уловила аромат, вновь вернувший ее в Эвнинг, во флигель, к ночам страсти, которыми они наслаждались там, свободные от всего мира, свободные от всех забот.
Открыв глаза, Клэрис увидела наклонившегося над ней Джека, который обрушил на нее целый ливень яблоневых цветов.
Клэрис приподняла голову и огляделась. Она лежала в море бело-розовых лепестков!
— Такой я хочу видеть тебя, — признался Джек. — Моя воинственная королева — на постели из цветов яблони.
Бело-розовые лепестки были повсюду: под ней, на ней, льнули к ее коже. От лепестков поднималось знакомое благоухание. И если зажмуриться, можно было представить, что они снова в Эвнинге.
Клэрис запрокинула голову, подставляя губы. Джек поцеловал ее, уверенно вторгаясь в рот. Нависнув над ней, он развел ее бедра и стал ласкать. И Клэрис позволила делать с ней все, что он захочет. Без всяких колебаний она отдала себя в его руки, чтобы он унес ее туда, куда пожелает.
Рассветные лучи пролили на них мягкий свет. Джек продолжал погружаться в нее, торопя приближение гребня чувственной волны. Клэрис льнула к нему, стонала, отдавала всю себя и брала взамен все, что он предлагал. Она чувствовала, как в душе расцветает надежда, и впереди их ждет будущее, полное новых возможностей, новых обещаний. Будущее, полное любви.
Больше Клэрис было не до сна. Слишком был велик восторг, слишком неизмеримо счастье. Но как могут яблоневые лепестки значить столь много? Как может, быть простое соитие таким важным для них? Таким поразительно могущественным? Клэрис знала ответы. Дело не в физических, не в чувственных и даже не в эмоциональных связях, а в том, что представлял сам акт этого соития, что он знаменовал.
Совместные усилия, совместные цели, совместные достижения, совместные успехи, совместная радость. Все это означало совместную жизнь. Для этого Клэрис была создана. Этого ждала долгие годы. Она пришла на землю, чтобы разделить жизнь с Джеком…
Они по-прежнему лежали рядом, и его голова покоилась у нее на груди.
— Как ты назвал меня?
Он не открыл глаз, но она почувствовала, что он улыбается.
— Боадицея.
От удивления Клэрис потеряла дар речи. Не знала, что ответить. Как она хочет… вернее, как ей следует отреагировать?
Очевидно, поняв, что он совершил подвиг, доступный лишь немногим, Джек открыл глаза и поднял голову. То, что Клэрис увидела в его глазах, поразило ее еще больше.
Она всегда знала, что Джек — закаленный воин, который мало кому демонстрирует свои эмоции, и то, что он позволил ей увидеть свою уязвимость — называет ее Боадицеей, воинственной королевой, — просто ошеломило ее.
Джек поймал ее руку и коснулся губами пальцев. Прикосновение отрезвило ее. Помогло опомниться. Она слегка нахмурилась:
— Боадицея изображена на портрете в синих тонах.
Джек, все еще улыбаясь, покачал головой:
— Никаких синих тонов для тебя. Только розовое с белым. Если тебе нужно чем-то прикрыть наготу… Для этого годится только яблоневый цвет.
Клэрис невольно рассмеялась.
Джек поцеловал ее, а когда отстранился, произнес:
— Уже рассвело, мне нужно идти.
— Останься, — прошептала она.
— Не могу. Не могу, пока все не закончится.
Клэрис вздохнула, однако отпустила его. Лежа среди цветов и ощущая, как они слегка щекочут кожу, она наблюдала, как Джек одевается.
— Я приеду в клуб позже. А ты тем временем поговоришь с друзьями.
Джек коротко кивнул и выскользнул из комнаты.
Клэрис приехала в клуб к одиннадцати. Когда она вошла в библиотеку, ее поразили угрюмые лица мужчин.
— Несколько лодочников, которых я нанял, нашли тело Хэмфриза, выброшенное на берег утренним приливом, — сообщил Джек. — Мы должны ехать к епископу.
Клэрис кивнула.
— А мы тем временем, — сказал Кристиан, — поговорим с нашими агентами. Кто-то должен был видеть Хэмфриза. Мы должны подстегнуть память вероятного свидетеля.
Все разошлись. Джек подсадил Клэрис в экипаж (Элтона, и они поехали в Ламбет. Но епископа пришлось ждать не менее часа: он, декан и дьякон Олсен вели службу в соборе. Наконец декан вернулся и, услышав их новости, явно расстроился, но немедленно организовал аудиенцию у епископа.
Его преосвященство был потрясен. Джек понял это, однако, сколько бы ни твердил, что Хэмфриза вовлекли в опасную игру, епископ, по-видимому, так и не осознал, что это вопрос жизни и смерти.
— Я… о Господи, — ахнул побледневший епископ. — Как его… вы знаете?
— Похоже, его ударили по голове, а когда он потерял сознание, бросили в воду. Должно быть, он сразу утонул.
Епископ взглянул на Клэрис. Она была бледной, но держалась мужественно.
— Мы, разумеется, сделаем все необходимое. Если вы распорядитесь доставить тело сюда…
В дверь постучали. Епископ нахмурился. — Кто там? — сварливо крикнул он, очевидно, глубоко потрясенный.
В комнату заглянул Олсен:
— Извините, что прерываю разговор, милорд, но лорду Уорнфлиту принесли письмо.
Джек подошел к двери взял у Олсена послание, сломал печать и, развернув листок, прочитал.
— Это от Кристиана Аллардайса.
— Он тоже один из вас? — спросил епископ.
Джек не ответил и вернулся к тому месту, где ждали епископ, Клэрис и декан с Олсеном.
— Два вечера назад Хэмфриза видели на берегу Темзы, неподалеку от Тауэр-бридж. Он шел с высоким, скромно одетым мужчиной с бледным круглым лицом.
— Тот же самый курьер, с которым мы постоянно сталкиваемся от Эвнинга до Лондона, — заметила Клэрис.
Джек кивнул.
— Но… зачем убивать бедного Хэмфриза? — удивился епископ.
— Скорее всего потому, что Хэмфриз слишком часто с ним встречался и мог опознать, — вздохнул Джек. — Полагаю, наше расследование зашло в тупик, если только Хэмфриз не оставил никаких записок у себя в комнате.
Олсен и декан дружно покачали головами.
— Когда он не вернулся, — пояснил декан, — мы обыскали все, но в бумагах ничего не было.
— Обычная практика, — поморщился Джек. — Ничего нельзя записывать.
Постепенно все осознали, что Хэмфриз мертв, а его убийце удалось избежать правосудия.
— А как насчет обвинений против Джеймса? — внезапно спросила Клэрис.
Епископ небрежно отмахнулся:
— Считайте, что они сняты. Я чрезвычайно рад, что запретил Джеймсу покидать Эвнинг. Довольно и того, что я потерял одного хорошего человека из-за… этой… этой подлой интриги. Не знаю, что бы со мной случилось, потеряй я еще и Джеймса. Я, разумеется, напишу ему. Однако буду крайне обязан, если вы при встрече заверите его в моей постоянной поддержке. И добавьте, что я с нетерпением жду его приезда в столицу.
