Завершив письмо, королева тотчас же принялась за завещание и написала его одним духом, можно сказать, не отрывая пера от бумаги; оно заняло два больших листа и состояло из множества статей, в которых никто не был забыт, ни присутствующие, ни отсутствующие; скрупулезно и справедливо она разделила между ними то немногое, что имела, больше, впрочем, думая о нуждах оделяемых, чем о заслугах на службе. Распорядителями завещания она выбрала своего двоюродного брата герцога де Гиза, архиепископа Глазго, своего посла, епископа Росского, ведавшего у нее раздачей подаяний, и г-на де Рюиссо, своего канцлера, и все четверо были достойны возложенной на них обязанности – первый по причине своего влияния, епископы за благочестие и совестливость, а последний благодаря умению вести дела.
После завещания она написала письмо королю Франции:
«Государь, мой деверь!
Попав попущением Божиим и, думаю, за свои грехи во власть королевы, моей кузины, я претерпевала в течение почти двадцати лет притеснения, но наконец приговорена к смерти ею и ее общинами; попросив назад свои бумаги, изъятые ею, я не смогла получить ничего, что мне было нужно, и не получила даже возможности свободно написать последнюю волю, а также разрешения, чтобы после смерти мое тело было перевезено, что является самым моим пламенным желанием, в ваше королевство, где я имела честь быть королевой, будучи вашей сестрой и союзницей. Сегодня после обеда мне без малейшего почтения объявили приговор, и завтра в восемь утра меня казнят, словно обычную преступницу. У меня нет времени написать вам подробный отчет о том, что я, хвала Господу, презрела смерть, заявила, что не повинна ни в каком преступлении, за которое меня можно было бы судить, если бы я являлась ее подданной, каковой я никогда не была. Впрочем, подлинными причинами этого смертного приговора являются моя приверженность к католической религии и мои права на английскую корону, и тем не менее мне не хотят позволить сказать, что я умираю за веру, поскольку моя вера губительна для их веры, и это столь же истинно, как и то, что они разделили меня с моим духовником, который, хотя и является узником в этом же замке, не может прийти ко мне, чтобы исповедать меня и дать святое причастие; напротив того, они упорно настаивали, чтобы я получила утешение от их проповедника, которого они нарочно для этого привезли. Тот, кто доставит вам это мое письмо, и остальные мои слуги, являющиеся, по большей части, вашими подданными, поведают вам, как я приняла смерть. Теперь мне остается умолять вас, как христианнейшего короля, как моего деверя, как моего давнего союзника, от которого я часто имела честь получать заверения в дружбе ко мне, дать доказательство этой дружбы и в своей добродетельности и милосердности помочь мне в том, без чего, ежели вы не окажете мне помощь, совесть моя не будет чиста, а именно вознаградить моих добрых безутешных слуг, заплатив им за службу, а также заказать молебны за королеву, которая носила титул христианнейшей и которая, лишенная всех своих владений, умирает католичкой. Что касается моего сына, поручаю его вам лишь в той мере, в какой он будет того заслуживать, поскольку тут я ни за что ручаться не могу, но вот слуг своих поручаю вам, молитвенно сложив руки. Я взяла на себя смелость послать вам два редких камня, способствующих здоровью, и желаю, чтобы оно у вас было крепким и нерушимым, а жизнь долгой; примите их как доказательство самых добрых чувств, какие питает к вам ваша любящая невестка, готовящаяся принять смерть.
В памятной записке я рекомендую вам своих слуг и прошу вас распорядиться, чтобы мне выплатили часть того, что вы мне должны, дабы использовать эти деньги ради спасения моей души; заклинаю вас именем Христа, которого завтра перед смертью я буду молить, чтобы вы сделали вклад на ежегодные панихиды по мне и раздачу милостыни.
В среду в 2 часа пополуночи.
Ваша любящая сестра
Мария, R.».
С завещания, писем и рекомендации королева велела сделать копии, которые тут же скрепила подписью, с тем чтобы если одни попадут в руки англичан, то другие дошли бы до адресата. Бургуэн заметил ей, что она совершенно зря так торопилась закончить их, так как, вполне возможно, часа через два-три она припомнит, что позабыла туда что-то включить. Но королева не придала значения его замечанию, заверив, что ничего не забыла, а ежели и забыла, то сейчас у нее осталось время только на молитвы и на то, чтобы подумать о душе. Она заперла все бумаги в ящик бюро, ключ от которого отдала Бургуэну, велела принести воды для ножной ванны, принимала ее минут десять, после чего легла в постель, но все обратили внимание, что она не спит и либо тихо молится, либо пребывает в размышлениях.
Обыкновенно после молитвы королева читала житие какого-нибудь святого или святой; она решила не нарушать обычай и после долгих колебаний для этого последнего раза попросила прочитать про самого великого грешника из них, именуемого святым разбойником,[85]смиренно промолвив:
– Каким бы великим грешником он ни был, все равно он менее грешен, чем я, и я хочу молить его в память о страстях Христовых смилостивиться надо мной в час моей смерти, как смилостивился над ним наш Спаситель.
Когда чтение было закончено, она велела принести все свои платки и самый красивый, из тонкого батиста с золотой каймой, выбрала, чтобы ей завтра завязали им глаза.
На рассвете, вспомнив, что жить ей осталось не больше двух часов, она встала и начала одеваться, но вскоре к ней в спальню вошел Бургуэн, который, опасаясь, как бы отсутствующие слуги не стали роптать на королеву, если вдруг они окажутся недовольны завещанием, и не обвинили находившихся в замке, что те уменьшили их долю в свою пользу, упросил Марию Стюарт всех собрать и прочесть вслух завещание, что она сочла весьма разумным и дала на это согласие.
Собрались все слуги, и королева прочла завещание, объявив, что это ее последняя нерушимая воля, написанная и подписанная ею собственноручно, и она просит всех присутствующих способствовать всеми имеющимися у них средствами исполнению ее без каких-либо упущений и изменений; ей это было обещано, и она вручила завещание Бургуэну, наказав отдать его герцогу де Гизу, которого она выбрала главным исполнителем, а также передала все наиболее важные бумаги и письма к королю; после этого она велела принести шкатулку с кошельками, о которых мы упоминали выше, открывала их один за другим и, прочитав на вложенной туда записке, кому он предназначен, вручала этому человеку, причем никто из получавших заранее не знал, сколько там денег. Сумма подарка менялась от двадцати до трехсот экю. К этим деньгам она прибавила семьсот фунтов для раздачи бедным: в Англии двести фунтов и пятьсот во Франции; кроме того, каждому из своей свиты она дала по два нобиля[86]для раздачи милостыни по собственному усмотрению и, наконец, вручила пятьсот экю Бургуэну, чтобы он разделил их между всеми, когда настанет пора разъезжаться; таким образом были одарены деньгами двадцать семь человек.
