способностей и умело использовал историю идальго из Ла-Манча, изложенную Сервантесом в первой ее части для написания собственного варианта ее продолжения. В эпоху, о которой идет речь, плагиат, сочинение или продолжение успешных историй, пьес, поэм или романов, созданных другими авторами, было распространенной и обычной практикой. Даже у самого Шекспира часть сюжетов или эпизодов была заимствована с соответствующей гениальной обработкой и превращена в его бессмертные собственные произведения. Наш герой в этом отношении тоже не являлся исключением и откровенно признавался в подобных заимствованиях, как, например, в случае с его «Путешествием на Парнас», которое он написал в подражание итальянскому поэту Чезаре Капорали. Поэтому автор апокрифического второго тома «Дон Кихота» под маской лисенсиата Авельянеда, присвоив себе героев оригинала, их характеры и поведение, написал свой вариант третьей серии приключений этих персонажей, полагая, что использовал общественную собственность, а опережая самого автора оригинала, он рассчитывал, что мог сделать это лучше к собственной славе и популярности пусть даже под псевдонимом.
На протяжении более четырех сотен лет, начиная с самого Сервантеса и его современников вплоть до нашего времени, предпринималось великое множество попыток снять маску с автора под именем Авельянеда и разоблачить скрывавшегося за ней реального похитителя второго тома «Кихота». В числе подозреваемых рассматривались и такие известные литераторы, как Матео Алеман, Гильен де Кастро, Тирео де Молина, покровитель Сервантеса герцог де Сесса и, конечно же, неизбежный сам Лопе де Вега.
К ним был причислен также солдат и писатель Херонимо де Пасамонте, который вдохновил нашего героя на создание образа приговоренного к галерам Хинеса в первом томе его романа. В этой связи примечательно отметить, что этот персонаж возникнет и во втором томе «Кихота» Сервантеса в образе кукольника Маэсе Педро, театрик которого разрушает идальго из Ла-Манча. Однако, несмотря на все предпринятые попытки установить личность автора апокрифического второго тома романа, она так и осталась до сих пор тайной.
Нет необходимости говорить о том, что появление работы Авельянеды поразило и потрясло Сервантеса, особенно в то время, когда он уже проделал большую часть работы над своим вторым томом. Но самую глубокую рану замаскированный автор нанес Сервантесу своими грубейшими и низкими оскорблениями в его адрес. Его гнусные издевательства не остановились даже перед возрастом и потерянной в сражении рукой его жертвы, когда он в своем прологе опускается до того, что обвиняет автора оригинала в том, что «у него больше языков, чем рук», а уже в самом тексте книги позволяет себе грубо оскорблять жену писателя Каталину.
«А этот Мигель де Сервантес, – глумится Авельянеда, – уже такой же старый, как Замок де Сервантес, и из-за своих лет настолько недовольный, что все и каждый его раздражают, и поэтому у него так мало друзей, что когда ему хочется украсить свои книги пышными сонетами, то ему приходится их заимствовать (по его же словам) у священника Хуана в Индиях или у императора Трапезундии, поскольку в Испании, наверное, не найдется ни одного известного человека, который бы не оскорбился использованием им своего имени…»
Авельянеда третирует Сервантеса как своего заклятого врага и доходит даже до того, что обвиняет его в «нападках на собственных читателей» в прологах к «Дон Кихоту» и «Назидательным новеллам».
С ответом на эти низкие нападки герой Лепанто не заставил ждать с нетерпением ожидавшего его бурной реакции похитителя второго тома главного детища гениального писателя. Он посылает ему свой ответ уже в самом начале собственного второго тома «Кихота», но делает это взвешенно, спокойно, изящно и достойно, чем наверняка еще глубже и больнее дал почувствовать своему озлобленному врагу силу своего ответного удара на его ничем не спровоцированные оскорбления: «Боже мой! С каким же нетерпением, милейший читатель или простолюдин, ты сейчас ожидаешь этот пролог, полагая найти в нем слова мести, скандала и оскорблений по поводу второго тома «Дон Кихота», то есть того, который по слухам был задуман в Тордесильяс и родился на свет в Таррагоне! Но, по правде говоря, я не смогу на этот счет тебя удовлетворить; дело в том, что оскорбления пробуждают бешенство в самых слабых душах, но в моем случае придется сделать исключение из этого правила. Ты хочешь, чтобы я назвал его ослом, лжецом и наглецом; но мне такое даже в голову не приходит: пусть его накажет его собственный грех, пусть питается своим хлебом и пусть ему так и будет… То, что я не мог не почувствовать, так это то, что он называет меня старым и одноруким, как будто бы в моих руках была возможность остановить время…»
Что же касается самого варианта второго тома Авельянеда, то Сервантес расправился с ним удивительно находчиво и изящно путем включения уничтожающих упоминаний о нем в самом тексте собственного второго тома, обличая ложного автора в том числе в искажении самых элементарных вещей его оригинала. В порядке примера можно сослаться на некоторые из них. Так, в одной из гостиниц Дон Кихот встречается с двумя читателями книги Авельянеда, что само по себе как творческий прием явилось восхитительным новшеством в литературе. Пережив разочарование всевозможными глупостями, которые они увидели в прочитанном томе, эти двое спутников обращаются к Дон Кихоту с просьбой высказать о нем свое мнение. Идальго только пролистал книгу и сразу обнаружил в нем по крайней мере «три вещи у этого автора, которые заслуживают осуждения». Одна из них – изменение имени жены его оруженосца с «Терезы» на «Марию Гутьеррес», что вызвало бурную реакцию со стороны Санчо – а это дальнейшее развитие и усложнение упомянутого нововведения со стороны автора. Самому же мужу Терезы два читателя рассказывают, что Авельянеда его представил «обжорой и простаком… и совсем не таким, каким вы были описаны в первой части вашим хозяином». Говоря о самом себе в варианте апокрифа, Дон Кихот отмечает, что его автор послал их вместе с Санчо в Сарагосу, но что он туда не пойдет «и тем самым вытащу на весь свет эту ложь современного историка и тогда люди увидят, что я совсем не тот Дон Кихот, которым он меня представляет».
В этой связи напрашивается даже отметить, что появление апокрифа предоставило Сервантесу блестящую возможность еще раз элегантно смешать сюжет романа с реальностью другого романа, сравнить персонажи двух вариантов второго тома и, таким образом, соединить критику с самим литературным творчеством. Это оказалось удивительной, интересной и оригинальной находкой гениального автора.
Независимо от качества апокрифа его появление побудило Сервантеса ускорить работу над собственным вторым томом, которую он завершил в феврале 1615 года. Это означало,
