— Ав чем ваш интерес, господин Каит? — после размышлений поинтересовался тот.
— По службе мне приходилось много общаться с двуликими и делать их без вины крайними — не в моем духе. Тем более без стороннего следа в деле не обошлось.
Я понимала, сейчас идет торг. Наместник и глава департамента просчитывают ходы: выгодно ли им заступничество, и как оно аукнется для карьеры.
— А как насчет убийств? Это же дело рук двуликих! Горожане в ярости, — поинтересовался глава департамента, сверля меня тяжелым взглядом и оценивая, что такого во мне надел Совер, что так упирается и защищает. Я выше подняла голову и демонстративно смотрела лишь на Каита.
— Пусть будут наказаны виновные, тем более что одна убийца уже созналась, вторая сознается.
— Хорошо, — кивнул наместник, и его толстые, обвисшие брыли затряслись. Вдобавок дорогой темно-зеленый костюм с богатой вышивкой в тон ткани делал его похожим на большую жабу. — Пробуйте, но не забывайте, главное — утихомирить город.
— Прошу набраться терпения, господин наместник.
— Не спешите раскрывать карты? — прищурил тот узенькие, глубоко посаженные глазки-щелочки.
— Ждем полного расклада.
— Для этого разослали приглашения выборщикам? — недовольно съехидничал Гельд.
— Так точно, — Элиос сделал вид, что не заметил сарказма. — Мы намерены избавить Акольм от домыслов и доказать, что в департаменте согласия служат профессионалы.
— Звучит заманчиво. Надеемся, на деле выйдет так же гладко, — вздохнул начальник Дельрена, хорошо понимавший: в случае неудачи, не усидеть ему в кресле, зато в обратном случае можно оказаться в столице…
Глава 30
Когда стрелка часов показала пять минут двенадцатого — я в сопровождении Дельрена, Элиоса и господина Гельда вышла из кабинета. Под внимательными взглядами попадавшихся по пути ловчих, спустилась на два этажа ниже, миновала небольшой холл и подошла к широким двустворчатым дверям, у которых стоял караул.
По кивку Дельрена двери открылись, и мы двинулись вперед.
Переполненный зал при моем появлении загалдел. Люди, сидевшие полукругом на возвышении, разом обернулись на нас, загомонили, зашептались, а некоторые повскакивали с мест и наперебой закричали:
— Убийца! Бешенная! Ее нужно держать на цепи!
Мне только и оставалось: выше поднять голову и, сохраняя достоинство, пройти к своему месту.
Зрители, ожидавшие от бешенной пески чего угодно, только не спокойствия, притихли. И все же то тут, то там раздавались злые, громкие выкрики:
— Убийца!
— Она должна заплатить за смерть моей девочки!
— Он покрывал убийцу!
От стресса закружилась голова. Ноги стали ватными. И только идеально ровная осанка Дельрена, его дерзко поднятая голова не позволяли мне окончательно раскиснуть.
Под сотней колючих, раздраженных взглядов мы пересекли просторный зал заседаний и подошли к небольшому заграждению, находившемуся напротив длинного стола, за которым сидело пятеро мужчин в темной одежде.
Я дрожала и не смела поднять на них глаз. Боялась, что стоит увидеть их холодные, циничные лица — остатки выдержки покинут меня, я разрыдаюсь, и стану выглядеть жалко- ничтожной.
Три стула стояли за ограждением в виде резных перил. Дельрен указал мне на то, что находилось посередине.
Я села, и он сел рядом! А с другой стороны расположился Элиос.
Как только зрители поняли, что эти два человека со мной, мои защитники — поднялся невообразимый галдеж. Полагаю, на них произвела впечатление парадная форма господина Каита. Все- таки он известный человек в определенных кругах…
Едва успела немного прийти в себя — почувствовала, как снова теряю силы, потому что приглядевшись, узнала в толпе знакомые лица.
На первом ряду, с левой стороны сидел Сарнар с каким- то пожилым мужчиной. Как только наши взгляды встретились, Сарнар нахмурился и отвернулся. И все же в его мимике я уловила досаду и даже грусть. Что удивительно! Однако не до него, потому что рядом с ним сидят еще элитники. Мельком пройдясь по ним, я застыла, потому что за ними гордо восседала Падия.
Увидев, что я наконец- то заметила ее, она отвернулась, однако демонстративно сжала руку сидевшего рядом с ней светловолосого мужчины.
Я поначалу подумала, что это ее брат, однако… Сердце пропустило удар, потому что Падия Тойлеп сидела под руку с Эвином Маглебом!
Чтобы не показать, что я ошарашена, подняла взгляд выше.
Да, знала, что Падия эгоистична и думает лишь о себе, подозревала, что она неспроста настаивала, чтобы я обратила внимание на Сарнара. Так же знала, что Эвин на меня зол. Однако подумать не могла, что они опустятся до такой низкой мести.
Сам по себе их поступок мелочный, ничего не значащий, однако иногда соломинкой можно переломать верблюду хребет…
В чувства меня привела горячая рука, сжавшая мои холодные пальцы. Я опустила глаза и увидела, что это Дельрен. Под взглядами злых, ненавидящих зрителей он старательно сохранял суровый вид, но пользуясь тем, что перила немного скрывают нас, поддержал, как мог.
В ответ накрыла его ладонь второй рукой и… улыбнулась. А после, ощущая такую поддержку, мне хватило сил и дерзости посмотреть всем пришедшим в глаза.
С правой стороны зала расположились влиятельные горожане. Среди них и наместник, неохотно отвечавший на любопытные замечания сидевших рядом мужчины и женщины.
За состоятельными зрителями на лавках теснились менее обеспеченные, а за теми, на галерке, журналисты…
Вдруг, среди суровых мужских лиц я задержала взгляд на рыжей голове…
«Неужели Ардия?!» — злобное лицо, перекошенное ненавистью, стало ответом. Только по горящим, лютым глазам я опознала ее. Не знаю, что произошло, но она стала совсем худой. Черты лица заострились, стали более грубыми. И кожа нездорового оттенка…
А затем я увидела, как кто- то отчаянно машет рукой, привлекая мое внимание.
«Нэгнет! Неужели?!»
Рада видеть подругу. Пусть от ее присутствия ничего не зависит, но как же приятно знать, что хоть кто- то переживает за тебя.
Она тепло улыбнулась мне, а затем… локтем стукнула кого- то под бок. И только теперь я опознала в тучной даме в кремовом платье и шляпке — мадам Пуи!
Ты попыталась тоже улыбнуться, но получилась невероятно смешная и в то же время грустная рожица, затем комендант не выдержала и разрыдалась…
Пальцы Дельрена успокаивающе заскользили по коже.
Нестерпимо захотелось повернуться, прижаться к нему, посмотреть прямо в глаза и сказать, столько всего, о чем прежде не смела обмолвиться и словом, но увы. Поэтому провела большим пальцем по его запястью, вкладывая в жест все, что было в душе.
