Между ними повисла тяжелая тишина.
— Значит, ты сохранила кассеты на случай нового разбирательства об опекунстве. Ты хотела доказать суду, что он был злым, сумасшедшим чудовищем. Тебе нужно было что-то против него. Поэтому записи были такие короткие? — Он сам ответил на этот вопрос. — Ты оставляла только плохие части, а их было немного, так? Он иногда становился раздраженным и сердитым.
— Судья услышал бы это в его голосе. Он был опасным человеком.
— Опасным, потому что ему нужен был сын, — сказал Рей. — У него было распоряжение суда забрать меня. Он не был чудовищем.
— И ты убила его. Ты была чудовищем, — Рей тяжело дышал.
Он отступил еще на шаг.
Каждый шаг был как год боли, которую она пережила, убегая с ним, пытаясь заботиться о нем и матери, не оставляя времени для себя, все для него…
— Мы жили на его теле! — воскликнул Рей, пятясь к ступенькам. — Ты совершила такое.
— Она ворвалась в мой дом, сын. Она спустилась, когда я пыталась починить стену.
— Чертова течь! Я не могла устранить ее, и, как ты и говорил, вода стала размывать кладку в подвале. Ты всегда говорил, что это халтура. Это была халтура, потому что я ее сделала! Я сама сложила эту стенку. Она стала крошиться — это было опасно. Поэтому я собиралась все переделать. А потом ворвалась она, застала меня врасплох, я должна была защищаться! Я должна была защитить нас! Подожди… Ты куда? Ты что делаешь, сын?
Он закрыл дверь и запер ее на ключ.
— Я подержу тебя там до приезда полиции. В окне битое стекло. Не пытайся вылезти. Я буду там стоять.
— Позволь мне убежать. Пожалуйста. Рей?
Он проверил замок. Да, он был надежным.
ЭПИЛОГ
Семь месяцев спустя Рей приехал в Корону, городок в сердце пустынного штата Калифорния, почти в его центре. Он заполнил форму при въезде, показал документы, прошел через металлоискатель, похвалил нескольких охранников за бдительность и наконец попал в гостевую зону.
Он надел наушники, то же сделала Эсме, которая сидела напротив него за акриловым щитом.
— С тобой нормально обращаются?
Она постарела, конечно. У нее было каменное выражение лица, упрямое, как всегда.
— Я записалась на кухню. В еде слишком много карбонатов. Я решила стать вегетарианкой. Я не доверяю мясу.
«Она не спросила, как у меня дела», — подумал он с болью. Эсме думала о себе. Может, она всегда думала о себе. Словно ветер пронесся через унылую комнату, выдувая остатки его иллюзий.
— Я оставил немного денег на столовую для тебя.
— Ты привез мои журналы?
— Конечно.
— Моя соседка снова в больнице: ей нужна пересадка почки. Теперь я сплю намного лучше, но, думаю, на следующей неделе у меня будет новая соседка.
— Это тебя раздражает?
— Они не такие плохие, как ты думаешь. В основном наркоши.
Она никогда раньше не использовала этого слова. Рей выпрямился.
— Это нечестно. Все из-за того единственного раза, когда я села в машину пьяной. Теперь я должна всю жизнь платить за это?
А как насчет убийства его отца и нападения на его жену? У Эсме в памяти были провалы размером с кратер вулкана.
— Мама, может тебе стоит прислушаться к ним. Это не так глупо.
— Это так возмутительно. Я здесь. Ты винишь меня за то, что мне пришлось сделать?
— Да, — ответил Рей.
— Я могу только сказать, что у тебя просто еще нет детей. Однажды ты, возможно, лучше поймешь меня.
Рей, который через шесть месяцев должен был стать отцом, ни словом не обмолвился о беременности Лей.
— Ты винишь меня за то, что мне пришлось сделать, чтобы остановить тебя?
Эсме сделала паузу, облизнула губы.
— Ты был смыслом моего существования большую часть моей жизни, дорогой. В последнее время я больше о тебе не беспокоюсь, как хорошо ты питаешься, как дела на работе. Думаю, это единственный способ оторваться от юбки. — Она улыбнулась. — Конечно, я тебя виню. Ты неблагодарный. Вот так.
— Постарайся понять, что ты наделала, мама. Когда я нашел те кассеты, я решил, что он преследовал тебя, — сказал Рей. — Я думал, что он выслеживал тебя и мы переезжали, потому что тебе нужно было спрятаться он него.
— Тебе не стоило ходить в те дома. Разве тебе не было грустно?
— Было.
— Ты должен понять, почему мне пришлось тебя прятать. Мне нужно было, чтобы ты был рядом. Ты был всего лишь ребенком, Рей.
— У него было опекунство, Мама.
— Ну? Я плохо тебя воспитала? Разве я выпила хоть каплю, пока ты рос?
— Ты украла меня у него. Ты украла его у меня.
Она поразмыслила над этим. Затем вздохнула:
— Ну вот опять. После всего, что я для тебя сделала, ты меня винишь.
— Ты украла у меня правду.
В этом году Генри Джексону исполнилось бы шестьдесят два, не так много. Его останки наконец были преданы земле в Мемори Гарденз в Бреа.
— Так что, лучше бы он украл тебя у твоей матери? Сомневаюсь.
Эсме сменила тему. Начала рассказывать о всех тех замечательных вещах, которые планировала сделать, когда выйдет отсюда через восемь-десять лет. Она собиралась наконец отремонтировать дом. Эсме, не спрашивая, предполагала, что Рей оставит его для нее. Она не знала, что дом уже был продан, чтобы погасить юридические издержки. Куда она пойдет, когда выйдет отсюда? Рей не хотел об этом даже думать. Она сказала, что уволится из магазина и займется добровольным преподаванием в школе.
Уволится! Ее уволили задолго до того, как был вынесен приговор.
Эсме не унималась. Она любила детей. Ей нужны были дети. Но Рей с Лей решили, что их ребенок не будет проведывать Эсме в тюрьме. Рей не хотел обижать мать, поэтому он ей ничего не расскажет о внуке до того дня, когда она выйдет отсюда.
Он не перебивал ее. Он беспокоился о ней. Главным образом, как всегда, он удивлялся: эта маленькая женщина любила его так сильно, что пошла на убийство его отца.
Он слушал. Он поверил, и ему стало грустно.
Бо улыбался, махая ручками. Он сучил ножками весь день напролет. Когда Рауль поменял подгузник, малыш успокоился. Он мирно лежал в кроватке, окруженный синими подушками. Вошла Кэт, чтобы прибраться. Рауль наклонился над кроваткой, играя с пальчиками Бо.
