Свернувшись на софе калачиком, с чашкой горячего чая в руке, она смотрела телевизор, следя за хитросплетениями отношений между героями. Конец всегда был хорошим. Потом она выключила телик, встала и отнесла чашку в кухню. Она не любила видеть по утрам мусор, поэтому сразу же его выносила.
Когда она открывала посудомоечную машину, то услышала, как снаружи закрылась дверца машины — не хлопнула, а именно аккуратно закрылась.
Встревожившись, она осторожно подошла к входной двери и выглянула из окна возле нее.
Он.
Она ощутила знакомое волнение во всем теле. Она приложила руку к груди, почувствовала, как бешено стучит ее сердце. Они уж почти год жили на Клоуз-стрит. Он их ни разу не побеспокоил за это время. Ей нравилось в Уиттье, и она не хотела снова переезжать. Она не хотела покидать этот дом. Ей уже до смерти надоело, что он вмешивается в их жизнь! До смерти!
Она скорее почувствовала, чем увидела, как он приближается к дому.
Стук.
Он всегда стучал. У него осталось немного вежливости, несмотря на ту ненависть, которую он, наверное, к ней сейчас испытывал.
Она не открыла. Вместо этого она выдвинула ящик в кухне, где держала ножи.
Ее чуть не захлестнула паника, но она взяла себя в руки. Нет. Она приняла решение много месяцев назад. Она больше не поддастся сантиментам. Хватит убегать.
Рей заслуживал нормальной жизни. Он казался счастливым весь этот год, и она хотела, чтобы он остался в этом доме, на этой улице, где был счастлив. Она видела, как он идет в школу с несколькими друзьями, которые появились у него за этот год.
Она выглянула в окно. Возле двери никого. Он будет искать, как войти.
У нее все окна всегда были закрыты. Она и Рея приучила так делать.
Ему нелегко войти. Она услышит, если он разобьет стекло.
Эсме прислушалась, но ничего не услышала.
Ей показалось, что она что-то услышала, как будто разбилось окно в подвале.
В подвале зимой постоянно влажно. Может, много лет назад окно в подвале и было необходимо. Может, хозяева хотели превратить подвал в нечто наподобие игровой комнаты или бильярдной. Что бы они ни планировали, из-за них у нее возникли проблемы. Она хранила в подвале варенье и банки с маринадом. Эсме всегда старалась их приготовить, если они оставались в каком-то месте достаточно долго, чтобы она могла этим заняться. Когда она последний раз была внизу, то заметила, что там застаивается воздух, и открыла маленькое окошко.
Она не закрыла его — серьезная ошибка.
Тихо подойдя к двери в подвал, которая находилась в дальнем конце кухни, она попыталась точно вспомнить размеры окна. Мог ли он протиснуться в него?
Мышам, она слышала, нужна дырочка в полсантиметра шириной, чтобы влезть в кладовую и съесть все, что можно.
Крысам, наверное, нужна дырка побольше.
А сердитому мужчине? Какое отверстие нужно ему? Какой у него сейчас вес? Генри качался. Она помнила, в какой хорошей форме он был.
Не включая свет, она спустилась в подвал.
Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела одну ногу, затем другую. Он влезал в окно.
Да, он мог протиснуться.
Она ждала, словно наемный убийца, неспешно готовясь. Ей так не терпелось покончить со всем этим. Она не могла больше ждать ни минуты. Не могла.
Все его тело протиснулось сквозь окно. Он стал на длинный, ржавый стол, который кто-то поставил возле сушки, повернулся и увидел ее.
— А, Эсме, — удивился он.
— Да.
Она поняла, что свет проникает из коридора вверху. Он, наверное, видел только ее силуэт.
Какая-то частичка ее сердца хотела его, но чувство превратилось в уверенность, что она приняла верное решение, когда он спросил:
— Где он?
— Спит наверху.
— Я забираю его. Отойди с дороги, Эсме.
Тогда она ударила его острым-острым кухонным ножом. Потом еще раз.
— Что это?
Рей достал что-то из проема. Лохмотья, грязь.
— Тряпка. — Он сам ответил на свой вопрос.
— Думаю, его рубашка.
Рей отпрыгнул в сторону, врезавшись в стиральную машину, и воскликнул:
— Что там?
— То есть кто там?
— Это… это труп! — выкрикнул он.
— Генри Джексон. Твой отец, Рей.
— Почему? Почему?
Его мать тяжело вздохнула:
— Ох, жаль, что ты, как и я, упрямый и преданный. Если бы мне не надо было все те годы находиться возле моей больной матери, мы могли бы переехать в Австралию или еще куда-нибудь. Ничего этого не случилось бы.
— Ты убила его! О Боже, ты это сделала!
— Нет, Рей, я остановила его. Он влез в мой дом, как ты.
— Подожди-подожди.
Они стояли в полутьме, тяжело дыша.
— Он пытался обидеть тебя, мама? Он напал на тебя? — наконец спросил Рей срывающимся голосом.
— У него не было возможности.
— Это была самооборона, — пробормотал Рей. — Он преследовал тебя. Мы разберемся.
Он снова пощупал кусок лохмотьев.
— Судья решит по-другому, сын.
— Но он же ворвался…
— Рей, Рей, дорогой мой, он пришел не за мной. Он пришел за тобой.
— Он пришел навредить мне? Почему? — В его голове вертелись сотни ответов. — Он думал, что я не его?
— Генри, — она выпалила его имя, — имел все юридические и физические права на тебя.
— Но…
— Да, невероятно, не так ли? Отрывать ребенка от матери.
— Но зачем они хотели это сделать?
— Он прикинулся добропорядочным человеком, а я тогда так не умела. Послушай, я была молодой женщиной, когда ты появился. Мне было двадцать два. Мне хотелось веселиться! Я это заслуживала! — Она бросила на него отчаянный взгляд. — Однажды я совершила нечто глупое. Я села за руль пьяной.
— Это стоило тебе опекунства? Но почему не убедиться, что ты прошла курс лечения, и отпустить тебя?
— Я попала в аварию, в результате которой пострадал ребенок. Он провел два месяца в больнице. После этого я посещала тебя в присутствии судебного исполнителя, так как Генри забрал тебя. Развелся со мной. Он не мог простить мне того, что я совершила. Никто не поверил, что я смогу завязать с выпивкой. Ни Генри, ни следователь, ни судья. Но я завязала.
— До нынешнего времени.
— А кто бы не запил? Ты вообще подумал о моей жизни? Думал о чем угодно, о своих навязчивых идеях, потребностях, о Лей. Рей, мне нужна твоя помощь. Я уйду из этого дома. Я уйду, как Лей, и не вернусь. Это удовлетворит вас с Лей?
