Оказалось, что смотреть здесь совершенно не на что: сырой земляной пол, тухлые лужи, бетонные стены и потолок, с которого в местах стыков неторопливо капала вода и свисала какая-то лохматая дрянь, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся корешками растений. Повсюду сновала какая-то бледная многоногая мерзость, и Юрий порадовался, что дело происходит не в тропиках: в средней полосе подобная живность, к счастью, не достигает сколько-нибудь крупных размеров и никогда не бывает ядовитой. Однако смотреть на этих суетливых, живущих своей непонятной жизнью тварей было неприятно, и, когда спичка погасла, он не стал зажигать новую.
Он шел вперед, придерживаясь рукой за низкий потолок, и, когда пальцы вместо шершавого влажного бетона ощутили пустоту, выпрямился во весь рост. Сверху пробивался тоненький лучик неяркого света, позволяя привыкшим к темноте глазам рассмотреть вентили и бетонную трубу колодца с вделанными в стенки ржавыми стальными скобами.
Не давая себе времени на раздумья, Юрий вскарабкался по скобам наверх и, низко наклонив голову, уперся в крышку люка плечами. Ему показалось, что он слышит протестующий скрип своих мускулов, но скрипели не мускулы, а ржавая скоба, на которой он стоял. “Упаду, – подумал он. – Прямо на все эти вентили. Подохнуть не подохну, но ноги переломаю. И какой же из этого следует вывод?"
Вывод в данной ситуации был очевиден, и, набрав в грудь побольше воздуха, Юрий надавил на крышку еще сильнее. Приржавевшее железо уступило, приподнялось и со скрежетом поехало по бетону.
Юрий замер, ожидая услышать встревоженные голоса и шаги, но вокруг было тихо. Он вылез из люка и оказался в каком-то производственном помещении. Судя по слою пыли, покрывавшему пол и остатки оборудования, сюда давно никто не входил. Через открытые ворота в торце цеха и выбитые окна проникал свет. Справа от себя Юрий заметил железную лестницу, которая вела куда-то наверх – возможно, даже на крышу. Он направился к лестнице, отчетливо осознавая, что до сих пор ему отчаянно везло, и надеясь, что удача не покинет его хотя бы, до тех пор, пока Ольга Валиева и ее дочь не вернутся домой.
Лестница действительно привела его на крышу, точнее, на узкий балкончик, опоясывавший цех изнутри. Балкончик проходил как раз на уровне нижнего края узкой застекленной надстройки, тянувшейся вдоль всего помещения и в лучшие времена позволявшей руководству завода экономить на освещении. Большинство стекол в зенитных окнах были выбиты, а те, что уцелели, полностью утратили прозрачность из-за многолетней пыли и копоти.
Юрий выглянул в одно из таких окон и сразу увидел снайпера. Тот расположился в какой-нибудь полусотне метров от него, на соседней крыше. Одет он был в камуфляж, поверх которого влажно поблескивал зеленый резиновый плащ из солдатского комплекта химзащиты, а винтовку с длинным глушителем и оптическим прицелом держал под мышкой дулом вниз. Юрий внимательно изучил все подходы и решил, что снайпера придется убрать: тот мог держать под прицелом всю территорию завода.
Он обошел цех по кругу, осторожно ступая по трухлявому от ржавчины железному балкончику и до боли в глазах вглядываясь в соседние крыши в поисках других снайперов, но больше никого не увидел. Правда, ему удалось разглядеть белую “шестерку”, которая привела его сюда. Машина с покинутым видом стояла посреди грязного двора, и было совершенно непонятно, куда девался водитель.
На крышу цеха, по которой прогуливался часовой, Юрий поднялся по пожарной лестнице. Со снайпером все прошло как по маслу, если не считать того обстоятельства, что в последний миг чеченец обернулся и открыл рот, намереваясь заорать. Юрий торопливо и чересчур сильно ударил его по кадыку, сломанная гортань тихо хрустнула, и снайпер упал к ногам Юрия мертвым. Это было совсем не то, что планировал Филатов. Труп был плохим собеседником, и узнать у него, в какой щели скрывается Умар и где заперты заложники, не представлялось возможным. Проклиная себя за поспешность, Юрий рассеянно подобрал винтовку и принялся изучать территорию завода через оптический прицел, на всякий случай присев за высоким парапетом, чтобы не быть замеченным.
Ему хотелось как-то ускорить события, но он понимал, что делать этого не следует: спешка могла закончиться плачевно и для него, и для семьи Валиева. Однако сидеть на крыше, ничего не предпринимая, тоже было невыносимо. Он уже начал жалеть, что не прихватил с собой хотя бы Бармалея, но тут за воротами завода послышалось урчание двигателя, а через несколько минут пронзительно и требовательно затрубил клаксон, заставив Юрия вздрогнуть. В царившей здесь тишине этот звук казался невыносимо громким, словно там, за воротами, без предупреждения вострубил архангел. Клаксон гудел, раз за разом выдавая повторяющиеся серии длинных и коротких гудков, и постепенно до Юрия дошло, что это морзянка. Два коротких – два длинных, два коротких – два длинных, и снова, и опять… Точка, точка, тире, тире… Буква “ю” – вот что это было. Конечно, водителю, без устали давившему на кнопку сигнала, могло просто нравиться это простенькое сочетание звуков, но Юрий придерживался на этот счет иного мнения. “Ю” означало “Юрий”, и был только один человек, который мог устроить у ворот этот кошачий концерт.
– Чертов Бармалей, – с досадой прошептал Юрий. Гудок смолк, и тут же в ворота принялись с маху колотить чем-то железным. Ржавая жесть загудела, как Царь-Колокол, между бетонными стенами корпусов пошло гулять эхо. Юрий сплюнул, уверенный, что Бармалей либо сошел с ума, либо просто переборщил, принимая традиционные сто граммов для храбрости. Так или иначе, небритого тезку можно было считать покойником.
Он так и не успел разглядеть, откуда появились чеченцы. Двое черноволосых джигитов в кожаных куртках внезапно материализовались возле ворот, придерживая висевшие на груди автоматы. Пронзительно заскрипел отодвигаемый засов, створки ворот с ржавым треском распахнулись, и во двор неторопливо въехала залепленная грязью до самой крыши “Волга” Бармалея. Охранники навели на машину автоматы, Юрий навел на охранников винтовку, про себя кляня последними словами Бармалея, который неторопливо выбрался из машины и тут же сделал испуганное лицо, уставившись в дуло ближайшего автомата.
– Это чего? – тупо спросил он, словно ожидал встречи с цветами и оркестром. Говорил он негромко, но в мертвом безмолвии заброшенного завода Юрий отчетливо слышал каждое слово. – Вы что, мужики? Я не туда попал, что ли? Ну, козел! Во, блин, подзаработал… Мне сказали: поедешь, заберешь женщину с девчонкой, отвезешь в Москву. Главное, сука, говорит: деньги, мол, тебе на месте отдадут…
В его руке вдруг словно по волшебству возникла монтировка. Юрий узнал старый фокус, который безуспешно пытался опробовать на нем самом коллега Бармалея Васька Копылов. В отличие от Копылова, Бармалей, похоже, владел техникой этого трюка в совершенстве: монтировка словно сама прыгнула к нему в ладонь, а в следующее мгновение она уже с глухим стуком опустилась на череп одного из автоматчиков – того самого, которого держал на мушке Юрий. Бармалей развернулся ко второму чеченцу, но сделал это слишком медленно. Чеченец успел нанести ему колющий удар в живот стволом автомата, а когда Бармалей, выронив монтировку, сложился пополам, врезал ему по челюсти прикладом. Тезка Юрия отлетел в сторону, ударился головой о радиатор своей машины и затих, уткнувшись щекой в липкую черную грязь.
