Да, так будет лучше. Даже если он больше никогда не услышит ее голоса, не коснется ее руки. Даже если больше никогда не вдохнет аромат ее кожи и его имя никогда не сорвется стоном с губ Дориан.
Боже, как она его, наверное, ненавидит! Николас еще стоял за дверью, когда кольцо стукнуло о деревянную панель и покатилось по полу. Должно быть, в эту минуту она со злорадным наслаждением превращает их брачный договор в пепел…
Николас был уверен, что Дориан до конца своих дней будет его презирать. И правильно. Ради собственного блага он поставил под угрозу ее счастье, саму ее жизнь. Но Дориан справится с болью. Настанет день – и она вновь обретет счастье.
А если для ее безопасности ему придется вечно носить клеймо предателя – что ж, пусть будет так.
Но это не значит, что он сдастся немедленно.
Два часа за пинтой пива и мрачными мыслями пролетели как один миг, и на пороге «Голубой русалки» возник Джейми Коллард. Следом за ним появился сэр Гэвин Треффорд.
– Я не был уверен, что ты все еще в Лондоне. – Николас пожал другу руку.
– Кое-какие дела задержали, да и Элеонор хотелось подольше побыть в столичном обществе. Ей так понравилось у Синдби… все, кроме происшествия с Дориан, разумеется.
Гэвин выдвинул стул и сел, а Джейми, знаком подозвав официантку, заказал пива и последовал примеру Треффорда.
– Что празднуем? – спросил Гэвин, когда их обслужили, и Николас поднял кружку со свежим пивом.
– Мое возвращение в ряды холостяков. – Николас залпом проглотил половину второй пинты за сегодняшний вечер. – Невеста разорвала помолвку.
Его сотрапезники уставились на него в немом изумлении.
– Так значит, это правда? Дядя Джордж в клубе только о вашем разрыве и говорил, но я решил, что это его фантазии. – Гэвин перегнулся через стол к другу. – Неужели Дориан Сент-Джон от тебя отказалась?
– А ее брат? Что он думает по этому поводу? – нахмурился Джейми. – На дуэль он вас случайно не вызовет?
– Скорее он счастлив от меня избавиться.
– Несмотря на твой титул? – Гэвин с сомнением повел бровью. – Полагаю, его решение насчет дуэли будет зависеть от того, что скажет сестра.
– Дориан дуэли не допустит, – твердо заявил Николас. Если он теперь в чем и мог на нее положиться, так только в этом.
– А почему она именно сейчас разорвала помолвку? – поинтересовался Гэвин.
– Думаю, повлиял инцидент в Охотничьей Крепости. Удалось что-нибудь узнать? – обратился Николас к Джейми.
– О чем узнать? – Гэвин переводил взгляд с одного на другого. – Ты рассказал Джейми о случае в Охотничьей Крепости?
Николас кивнул, испытующе глядя на приятеля.
– Я нашел человека, подходящего под ваше описание, милорд. Живет у одной старухи, тут поблизости, у порта, – сказал Джейми. – Недавно ему ампутировали руку. Говорит, произошел несчастный случай.
Гэвин хранил молчание.
– Как зовут?
– Освальд Филби. Эдакая громадина. Прекрасно одевается, а обувь покупает только на Кондьют-стрит, – ответил Джейми. – Есть и еще кое-что. Тот продавец, на которого ссылался Синдби, сообщил мне, что неизвестная леди приносила ему отрывок рукописи Шамьера. Хотела оценить. Продавец не встречался ни с вами, милорд, ни с мисс Сент-Джон, но он слышал о ваших поисках. Да об этом все перекупщики Лондона слышали. Когда он назвал леди стоимость этого отрывка, она была потрясена. И тут же ушла.
– Он узнал ее имя?
– Нет. Сказал лишь, что блондинка. Из высших слоев, судя по одежде. К тому же с ней были служанка и лакей.
Николас постарался скрыть удивление.
– Очень похоже на Дориан. – Гэвин пытливо заглянул в глаза другу. – Может Дориан продать свой кусочек рукописи?
Николас осушил кружку.
– Нет. Это кто угодно, только не Дориан.
23
– Правда ведь, с ней ничего серьезного, доктор Фишер? – с тревогой обернулась Дориан к врачу, едва они вышли из комнаты тети Шарлотты. – Это ведь просто очередной приступ, да?
Доктор Фишер молча прошел по коридору и остановился перед Дэвисом.
– Мне нужно поговорить с вами обоими. Давайте спустимся в гостиную.
Дориан не понравились скорбные складки в уголках рта доктора Фишера и его необычайно серьезный тон. Доктор Фишер, прекрасный специалист и редкой доброты человек, всегда мрачнел, если у его пациентов дела шли не так, как он рассчитывал.
Брат и сестра встревоженно переглянулись. Дэвис направился к лестнице, а Дориан, спускаясь вслед за ним и доктором Фишером, молилась в душе, чтобы ее опасения оказались ложными.
– Итак, доктор? – без предисловий начал Дэвис. Сейчас ему было не до любезностей.
– С величайшим прискорбием вынужден признать, что это начало конца.
В горле у Дориан стоял комок, она все пыталась проглотить его – и не могла.
– Но ведь у нее и раньше случались подобные приступы, – возразил Дэвис.
– Гораздо короче. К тому же она очень слаба, – печально покачал головой доктор Фишер. – Поверьте, я сам хотел бы вас обнадежить… Ваша тетушка такая милая леди… Но тут я бессилен.
– Но хоть что-то мы можем сделать? Подскажите, доктор, чем ей помочь, – взмолилась Дориан.
Доктор Фишер выписал лекарства, подробно рассказал, что и как принимать. Проводив его, Дориан и Дэвис долго молча смотрели друг на друга.
– Не могу поверить… – Дэвис растерянно провел ладонью по волосам.
– И я… – Слова доктора эхом звучали в сознании Дориан. – Сколько еще она могла бы сделать!
– Да-да… – выдохнул Дэвис. Он направился к выходу, но у самой двери остановился. – Ни слова тете о разрыве с Николасом. Она очень к нему расположена. Кто знает, как она воспримет эту новость.
Дориан кивнула. Она была благодарна Дэвису за понимание.
– Ну, я пошел. Нужно успеть сделать хоть что-нибудь.
– Но что ты можешь сделать? – насторожилась Дориан.
Дэвис распахнул дверь и приказал Бартону подать шляпу, перчатки и трость. И заложить экипаж.
– У меня срочный визит. Даже несколько. Не жди меня к ужину. Вернусь поздно.
Дориан его и не ждала. Остаток дня она провела рядом с тетей Шарлоттой. Поила ее чаем, читала, давала лекарства, неукоснительно следуя предписаниям доктора Фишера. Поздно вечером, попрощавшись с тетей, Дориан поняла, что самой ей заснуть не удастся. Она прошла в кабинет Дэвиса, села за стол и взяла перо.
К полуночи на большом пергаментном листе, который развернула перед собой Дориан, было написано последнее имя из тех, что пришли ей на память.