— Она умерла...
Глаза прорицательницы, а главное то, как точно она определила, с чем Аполлон пришел к ней, убедили его в том, что он имеет дело не с шарлатанами...
Артуро склонился к уху Аполлона и прошептал:
— Вы не должны говорить, сударь. Только если вас спросят. В противном случае вы можете навредить... и Филомене, и себе... вы можете спугнуть... речь ведь идет о вещах слишком тонких...
Филомена все еще смотрела на Аполлона, но уже не затягивала его взглядом, а сама как будто уходила в себя. Потом тихо заговорила:
— Она приходит к вам и молчит... А вам кажется, она хочет сказать... И вы желаете знать — что... Потом она зовет вас, и вы встаете, но не знаете, куда идти... Вы идете куда-то, но у вас сомнения. Это вас мучит... вы хотите знать... знать... вы хотите уверенности... Весь смысл жизни поставлен на кон... Нет, вы не игрок... Вы не видите впереди просвета... Вы забыли про надежду... Вы ничего не ждете... мрак и небытие подавляют вас и одновременно влекут... У вас был прямой путь, а теперь вы растеряли свои следы...
Аполлон был потрясен; особенно точной и емкой представлялась ему последняя фраза. Ему, сделавшему переводы многих стихов, фраза показалась даже поэтичной.
— Она умерла, — повторил Аполлон, забыв про замечание Артуро. — Мне хотелось бы знать, куда она зовет меня...
Филомена закрыла глаза; веки ее дрожали — это было похоже на то, что глазные яблоки под веками закатились вверх; судорожно дрожали и губы. Прорицательница не сдержала стон, карты полетели со стола и далеко рассыпались по паркету...
— Что? — встревожился Аполлон.
— Не волнуйтесь, — прошептал Артуро.
... Руки Филомены, как крылья птицы, поднялись над столом... Девушка, еще пять минут назад блиставшая красотой, сейчас выглядела отвратительной старухой. На впечатлительного Аполлона сия метаморфоза оказала глубокое действие.
— Что случилось? — Аполлон оглянулся.
— Успокойтесь... — Артуро положил ему руку на плечо. — Так случается всякий раз. Она ищет...
Под каждую руку Филомены Артуро поставил по черепу, сам стал у прорицательницы за спиной и, едва касаясь волос, как бы охватил ладонями ей голову. При этом тихонько нашептывал Филомене что-то то в левое, то в правое ухо. Дрожание век прекратилось, и Филомена вдруг, не открывая глаз, спросила ясным голосом:
— Вы уверены, что она умерла?
— Да... Я прощался с ней... Быть может, я и умирал с ней... Но смерть не была мне послушна...
Филомена долго молчала; руки ее покоились на черепах, а лицо... теперь это было не лицо Филомены, а как бы зеркало — одно за другим в этом зеркале отражались женские лица, старые и молодые, красивые и не очень. Аполлон, забыв обо всем на свете, всматривался в эти лица.
— Я ищу... — говорила Филомена. — А вот это не она?..
Аполлон увидел лицо красивой женщины с крупными чертами и большими выразительными губами, будто созданными для любви.
— Нет.
— А вот это?.. — на лице Филомены появилось одухотворенное выражение, складочка залегла меж бровей, отчетливее выделился подбородок.
— И это не она...
Филомена молчала еще минуту, потом брови ее сошлись на переносице:
— Мне, однако, странен ваш вопрос...
— Почему? — Аполлон ловил каждое ее слово.
— Этой женщины нет там, где я ее ищу... И не только я. Ее ищут и не находят... Разве не удивительно?..
— Где же она?.. — выдохнул Аполлон; в этом вопросе смешались изумление и надежда.
Ему хорошо стало видно, как под веками прорицательницы медленно вращались глазные яблоки, — будто Филомена внимательно обозревала огромный зал, стоя во входе в него; вот она как бы осмотрела своды, задержалась взглядом в углах, глянула под ноги; уголки ее рта недоуменно опустились.
Наконец Филомена сказала:
— Мы уйдем отсюда, слава Создателю!... Аполлону не нужно было объяснять — откуда.
Верно, прорицательница пребывала все это время во мрачных владениях Аида[11]...
И вдруг лицо прорицательницы озарилось (Аполлон мог дать руку на отсечение, что лицо Филомены сейчас излучало свет).
— Я вижу эту чистую душу. Воистину, она стоит того, чтобы любить ее...
Аполлон так и замер при этих словах. Сомнамбула между тем продолжала:
— Но скорбеть по ней рано: душа эта даже не на пути в царство мертвых. Она... среди живых...
Аполлон только мог бы мечтать об этом, однако отказывался верить в это...
Глазные яблоки Филомены остановились под веками.
— Взгляните... Это она?
И в мгновение ока таинственная прорицательница и сомнамбула Филомена Станца стала очень похожа на Милодору Шмидт... Аполлон при этом превращении Филомены едва не вскрикнул — так он был потрясен. Аполлон не мог понять, откуда прорицательница вообще знала, кого искать в царстве мертвых и в царстве живых, — ведь он не называл ей имени Милодоры.
— Да. Это она, — ответил ошеломленный Аполлон. — Это она. Разве такое возможно!...
Не открывая глаз, Филомена Станца улыбнулась:
— Вас теперь мучит вопрос, откуда я ее знаю... Ведь вы не называли имени, не показывали портрета...
— Да, это так, — признался Аполлон.
— Все просто: я вижу ее сердцем. Я вижу ваше сердце, в коем запечатлен ее образ... Остальное просто.
— Мне все равно не понять...
— И не нужно... Я скажу то, что знать вам необходимо... Она жива. Она в каком-то большом городе. Быть может...
— В Петербурге?
— Не знаю. Очертания города размыты. Это город на реке. Но ведь почти каждый город стоит на какой-нибудь реке... Я вижу мачты судов и кнехты на причалах, я вижу дворцы. Может, и Петербург: не могу сказать точно, поскольку плохо знаю этот ваш город... Перевернуть страничку?..
— Какую страничку? — не понял Аполлон. Артуро, который уже отошел от Филомены, шепнул ему:
— В будущее заглянуть?
Аполлон кивнул.
Филомена и с закрытыми глазами увидела его согласие, ибо, как она говорила, смотрела ему в сердце.
Она сказала:
— Опять вижу большой город. Но этот город я знаю. Я долго жила в нем. Не спрашивайте — какой. Не скажу. Не следует смертному прежде времени знать то, что известно лишь Богу... Ни хорошего, ни дурного... Вы и та женщина рядом. Вам хорошо вместе. У вас спокойно на сердце, но грусть иногда посещает вас... Не тревожьтесь: это прекрасная грусть... Вы, наверное, пишете?..
