Тут меня посетила занятная мысль, и, пока не забыл, решил ее обкатать:
– Насколько знаю, при вхождении в Семью бандята приносят клятву.
– Присягают на верность, да, – кивнул Аскольд, настораживаясь. – Что, наконец самого потянуло?
– Ща, разбежался!
– Тогда при чем тут присяга?
– Хотел узнать, прибавляет ли она верности твоим браткам или остается, как обычно, сотрясанием воздуха.
– А черт его знает! – искренне ответил главарь. – Может, и прибавляет – тем, кто доверчивей. Хуже-то не будет, верно?
– А вот у Калиды присяга работает.
– Как это? Ты ж говорил, страх!
– Любую угрозу можно перешибить другой, прямой и непосредственной. Но тамошние нукеры на угрозы плюют.
– Может, у них родичи в заложниках?
– Это ты у Кобы заимствовал? – полюбопытствовал я. – На многих действует, но ведь не на всех? И уж во всяком случае – не на маньяков.
– Господи, они-то при чем?
– При том, что у Калиды завелись и эти. И не где-нибудь, а в ближнем круге. Как тебе такое?
Аскольд покачал головой. – Храбрецом толстун никогда не был, – заметил он. – Уж не вставил ли в них выключатели?
– Фантастики насмотрелся?
– А разве сложно? Чуть кто возбухнет – р-раз!..
– Говорю ж: дело не только в страхе. Они на самом деле верны Калиде.
– «Но я другому отдана…» – вдруг процитировал Аскольд, совершенно не выносивший поэзии. – Все-таки не мешает одного вскрыть.
– Тебе бы самому не повредил рубильник!
– Можно ж и по науке? Просветить там, скальпельком аккуратно… У меня найдется знакомый хирург.
– Поищи лучше гипнотизера. А то и колдуна.
– Чего-чего?
– Во всяком случае, тут не простое внушение.
– Притормози, – велел главарь. – Это уж не фантастика – фэнтези.
– Сейчас не до терминологии, – пренебрег я. – Равновесие нарушилось, не чувствуешь? Грядет новый передел.
– В чью пользу?
– Будто поверишь, если скажу… Хотя, – я хмыкнул, наткнувшись на довод, – ты не заметил странностей в ухватках Носача?
Аскольд бросил в меня напрягшийся взгляд, будто рапирой кольнул:
– Ты о чем?
– «Моя Земфира охладела», так?
– К чему ведешь, я не пойму!
Я снова ухмыльнулся, не без злорадства:
– Думаешь, Носачом его за шнобель прозвали? Нюх у него редкостный! А к нюху есть полезное качество: он всегда на стороне побеждающих.
– По-твоему, он переметнулся? Да я ж его в землю вобью!
– Чем гневаться, оценил бы: такой чуткий прибор!.. Ты ведь хотел знать, куда дуют нынешние ветра?
– А знаешь, что случилось прошлой ночью? – вдруг спросил главарь.
Еще бы, за эту ночь со мной стряслось столько всякого!
– Ну?
– Потопили одно из моих судов, «Орла». Не выплыл никто, хотя до берега было рукой подать.
– И что это значит? – прикинулся я непонимающим. – Твоя версия?
– Лишь у Грабаря есть подходящая посуда, чтоб устроить абордаж. А свидетелей оставлять, ясное дело, ни к чему.
– Ты сказал: до берега близко. Что, видели зарево?
– Точно.
– И слышали что-то?
– Взрывы.
– А выстрелы? Ночью, да над водой, звуки разносятся на километры.
– Нет.
– Странно, да? – сказал я. – Что за абордаж без пальбы!
– Думаешь, торпеда?
– Ага, и подводная лодка, – подхватил я. – Неслабо разжился Грабарь, и всё, лишь бы тебя достать!..
Лицо главаря потемнело. Но он лишь спросил:
– Тогда что, ракеты?
– Я осмотрел ваше пожарище, – сказал я. – Склад будто атаковали с моря. Но от ракет был бы иной эффект. Кстати, сторож не всплыл?
Аскольд покачал головой, затем добавил:
– Но до того, как полыхнуло, якобы раздалась очередь.
– Прощальный салют. Может, под головешками отыщется ствол.
– Кажись, и у тебя есть версия?
– Тебе ж неинтересны домыслы? По моим ощущениям, парень погиб, а что до виновников… – Я пожал плечами. – Когда в деле фигурируют море и ночь, можно ожидать чего угодно.
– Это похоже на почерк Грабаря. Он давно мне в затылок дышит.
– Много ты смыслишь в почерках, – фыркнул я. – Тоже мне – эксперт!
Не люблю служить громоотводом, но лучше бы Аскольд выплеснул раздражение на меня. Не так опасно для общей ситуации.
– Слыхал же, у Грабаря подстрелили сына? – прибавил я.
– Да хоть всех! Старику давно пора сделать укорот.
– Как бы и он не решил, что это твоя работа.
– Если б я наехал, – снисходительно пояснил Аскольд, – сделал бы умней.
– Это ты знаешь. Возможно, и я. А вдруг Грабарь посчитает иначе?
Нехотя главарь представил, буркнул:
– Ну?
– Ты же мнишь себя умным? Вот и думай! Кому на руку сия чехарда?
– По-твоему, это Калида затеял передел?
– До сих пор ему перепадало, чем брезговал крупняк. А теперь сделалось тесно в своей нише. Вот и решил стравить вас, чтоб высвободить пространство.
– Ты так уверенно говоришь!
– Я знаю Калиду. Хитрым он был всегда, а сейчас накопил силу.
– Да откуда у этого шибздика?
– Вот и я думаю: откуда?
– А чего ты так выгораживаешь Грабаря? Наводит на подозрения!
– Не люблю очевидных решений. Тебя сейчас будто подталкивают к тому, для чего ты уже созрел. Не обидно оказаться настолько управляемым?
– А доказательства?
– Не в суде. Я знаю, ты знаешь… Мало?
Фокус не прошел. Аскольда так просто на кривой не объедешь.
– Как раз я не знаю пока, – отрезал он. – Вообще, Род, разочаровываешь меня. Заявился с домыслами, стращаешь Калидой. Да кто ж его убоится?
– Дерьмо быстро слипается. А рассыпано оно нынче всюду.
– Ты на кого намекаешь?
Я усмехнулся:
– Вообще я имел в виду Калиду и его присных. А ты что подумал?
– Ты понимаешь, что у нас Семья? – сказал Аскольд. – Не какое-то там сборище отребья!..
– Тоже мне, боевое братство! – фыркнул я. – Уж мне известно, у кого тут львиная доля. Не вы первые спекулируете на родстве – японцы тоже на нем экономику поднимали. Но они придумали и другое: четкую регламентацию отношений и поступков – долг, подменивший чувства.
