будете сильным и умным, то сможете изменить эти правила, и тогда большая игра станет приятнее для всех.
– Я не понимаю вас, отец, – смущенно признался Людовик.
– Это ничего, мой дорогой. Чтобы понять, надо почувствовать; я и сам многого не понимаю… В следующий раз мы доиграем нашу партию, ваше высочество. Мне надо идти, – повторил Генрих, крепко обнимая и целуя сына.
…Переодевшись, Генрих блаженно развалился в кресле.
– Этот мальчишка загонял меня до седьмого пота; удивительно, сколько энергии скрывается в ребёнке! – говорил он Рони. – А знаете, по летам я, пожалуй, гожусь ему в дедушки: жаль, что у меня так поздно родился сын. Зато я люблю его и как отец, и как дед одновременно! Ах, как бы мне хотелось посмотреть, что за король получится из этого сорванца! Прожить бы ещё лет двадцать…
– Даст Бог, проживёте, сир. У вас крепкое здоровье.
– Если бы все короли умирали своей смертью, – вздохнул Генрих.
– К чему эти мрачные мысли, сир? Вы не похожи на себя, когда говорите так, – покачал головой Рони.
– Вы правы, мой мудрый министр. Прочь мрачные мысли! Займемся делами. Что сказали вам на прощание почтенные послы?
– Все то же, сир. Никаких изменений в их позиции не произошло, – спокойно проговорил Рони с видом человека, заранее знавшего, что так и должно было случиться.
Генрих выпрямился в кресле и взглянул ему в глаза:
– Вот как? Значит, война? Война?
– Да, сир, – кивнул Рони, удивляясь, что король спрашивает о таком очевидном факте.
Тогда Генрих вскочил и забегал по залу.
– Я до последнего момента надеялся на чудо, – бормотал он. – Бедная страна, бедный народ, – сколько пролито крови, и конца этому не видно!
– Мир не может обойтись без войн, – пожал плечами Рони.
– Хорошо, что все войны заканчиваются миром! – воскликнул Генрих.
– Нам не в чем себя винить, сир. Мы сделали всё возможное, чтобы избежать войны, но мы не могли принять условия послов: это значило бы погубить Францию, – сказал Рони.
– Да, я понимаю. Почему мы должны выдать моему венценосному собрату, испанскому королю, людей, бежавших из его страны только оттого, что кое-кому не нравится, как они молятся? А может, они своей дорогой подошли ближе к Богу, чем те, кто их осуждает? Мне кажется, что тот, кто добр, честен, справедлив и умен, – тот и есть истинный верующий. И если он, к тому же, хороший подданный и интересы государства ставит чуть выше собственных, то для меня он – единоверец, даже если он молится осиновому чурбану, прости мне Боже!
Рони перекрестился и прошептал:
– Господи помилуй!
Генрих остановился перед ним:
– Вы не согласны со мной?
– Страшно вымолвить, но вы правы, сир. Помимо сказанного вами, могу добавить, что те люди, о которых вы изволили говорить, полезны нашей стране: среди них много талантливых мастеров и знающих специалистов. Кроме того, нельзя давать повод к расправам с иноверцами: наше государство уже столько претерпело от внутренних распрей.
– Вот именно! А что касается торговых соглашений, хороши бы мы были, если бы позволили испанским купцам торговать у нас чем им угодно, а наши купцы могли бы торговать во владениях Испании лишь определёнными товарами с особого разрешения местных властей. Нетрудно догадаться, где будет густо, а где – пусто!
Генрих IV (Наваррский), король Франции. Неизвестный художник
– Конечно, сир!
Генрих вновь уселся в кресло.
– Что же, придётся воевать, если по-другому нельзя, – после некоторой паузы сказал он. – Но мы ещё успеем достойно отметить весенние праздники. Между прочим, накануне я намерен объявить моего сына Людовика наследником престола, а мою жену Марию – регентшей.
Рони изумлённо посмотрел на короля:
– Но ведь это похоже на завещание, сир.
– Помните, мой друг, что вы сказали мне перед сражением за Кагор? Вы сказали, что должны позаботиться о своей семье. Я могу теперь повторить эти слова.
– Но почему, сир?
– Вы отлично знаете, что число желающих убить меня отнюдь не уменьшается; напротив, с тех пор как меня прозвали великим королем, оно увеличилось. Раньше убийц подсылали мои политические противники или личные враги, а сейчас появилось множество честолюбцев, готовых прикончить меня из тщеславия. Представляете, как это просто: всего один меткий выстрел или удар кинжалом, – и имя убийцы великого короля Генриха навсегда войдёт в историю! А теперь, когда мы поссорились с моим венценосным собратом и собираемся воевать с ним, число желающих расправиться со мною возрастет ещё больше.
– Как я не подумал об этом! – огорчился Рони. – Вам необходимо усилить охрану, сир, никого не принимать и не выезжать из дворца.
– То есть лишиться свободы? Благодарю! Лучшие годы молодости я провёл под арестом в Лувре благодаря свой любезной тёще, и очень хорошо знаю, как тягостно жить без свободы. Даже один день свободы я не променяю на десять лет тюрьмы, а Лувр опять будет казаться мне тюрьмой, если я последую вашему совету… Не спорьте, пожалуйста, а займитесь лучше организацией праздника, – пусть он пройдёт весело и ярко! – улыбнулся Генрих.
* * *
Официальная церемония провозглашения наследника престола была, как ей и полагается, торжественной и скучной. Придворные с нетерпением ожидали начала народных гуляний, на подготовку которых Рони не пожалел денег. Королева Мария, впрочем, не пожелала присутствовать на празднике и удалилась в свои покои, чему Генрих был искренне рад. «Жаль, что она увезла с собой Людовика, мальчишке было бы интересно посмотреть, как веселится народ», – подумал он.
Праздник проводился на широком поле, на котором обычно устраивались воинские смотры. Посредине поля был установлен майский шест, украшенный цветами и разноцветными лентами; его окружали столы под тентами, а с другой стороны был воздвигнут королевский шатер с откинутым пологом.
Погода была превосходной: на тёмно-синем небе не было ни единого облачка, солнце светило по-летнему ярко, а лёгкий ветерок спасал от жары. Тысячи людей пришли на праздник не только для того, чтобы выпить и поесть за королевский счет, но и чтобы посмотреть на своего короля. Генриха любили в народе: мало того что он хорошо управлял страной и жить при нём стало легче, но он был еще и любимчиком судьбы: удача во всём сопутствовала ему. Было замечено, что за годы его правления улучшилась погода, повысились урожаи, женщины стали больше рожать, а детишки появлялись на свет крепенькими и здоровенькими.
Делегации от купеческих и ремесленных объединений одна за другой подходили к королю и подносили ему подарки. Первыми удостоились этой чести городские пекари и булочники. Они подарили Генриху огромную корзину, наполненную всевозможной выпечкой, и громадный пирог
