в столовую раньше, чтобы приготовить нам кофе в термокружки, быстро собрать бутерброды и убедиться, что аптечка и все мелочи на месте. Рабочий ритм был бешеным, но это было даже к лучшему. На долгие раздумья и разговоры о личном просто не оставалось времени.
Мы ехали по заснеженным дорогам, по зимнику, часто молчали, но еще чаще он рассказывал о работе, о людях, бывало — о себе. Он и мне стал задавать все более личные вопросы, и всегда отвечал на мои. Мне стало легко говорить с ним о своем детстве, даже о маме, рассказывать о наших вылазках в тайгу, о смешных и опасных случаях, которые там случались.
— Так сколько, все-таки, мышонок, на твоем счету зверей? — усмехнулся Саша, скосив на меня глаза.
— Ну… — я откашлялась, — медведей — двое. И три волка, один из которых был бешеным.
— Ни хрена себе…. — присвистнул Саша. — Вот это мыша! Зря я тебя дразнил…. Очень зря.
— А у тебя?
— Хищников — трое: два волка и один кабан. Но…. мыша, я — охотник. Не слишком заядлый, редко хожу, но хожу, — он замялся, видно было, что ему неудобно.
— Саш, — я положила руку ему на плечо, — это нормально. У нас у всех есть свои увлечения. Я, кстати, рыбалку люблю. Очень.
Он посмотрел на меня, повеселев.
— Морскую или речную?
— Да блин! Саша! Я не была на море!
Он едва не затормозил.
— Правда? Ни разу?
— Один раз, когда мне было 10 лет, — пробурчала я. — Мама практику закончила, когда меня родила, была учителем в школе и вела геологический кружок. Отец…. Лесники зарабатывают не много. А когда я сама зарабатывать стала…. Не до того было.
— Значит, поедем, солнышко мое, — мягко сказал он. — Закончим здесь и поедем.
Я невольно улыбнулась, покачав головой — он принимал решения быстро и безапелляционно.
На буровых я замечала, как Саша с головой погружается в работу, проверяя каждую деталь, общаясь с людьми на местах. Он был строг, но справедлив, и я видела, как его уважают. Люди здесь работали без лишних слов, но их отношения с ним были ровными и тёплыми, часто — дружескими — они доверяли ему, знали, что он всегда на их стороне.
Я не отходила от него ни на шаг, строго придерживаясь данных инструкций, выполняя все команды беспрекословно. На буровых он всегда был главным, без права на споры.
Новый год мы встретили в дороге. В тот день у нас не было ни праздника, ни фейерверков, ни нарядной ёлки — лишь бесконечная заснеженная дорога, которая, казалось, вела в никуда. Когда до полуночи оставалось несколько минут, мы остановили машину прямо на обочине зимнего леса. Морозная, но ясная ночь, звёзды над нами сияли так ярко, как я давно не видела. Мы вышли в заснеженную тайгу, и было ощущение, будто весь мир остановился в этот момент, замер вместе с нами, чтобы встретить новый год в полной тишине. Огромные деревья — точно многовековые великаны — темные, спящие, могучие, они охраняли таинственный мир вечного леса, никому не позволяя полностью проникнуть в его тайны.
Саша обнял меня за плечи, притянув ближе к себе. Его тепло сразу оградило от пронизывающего холода, и я чуть прижалась к нему, наслаждаясь этим моментом. Мы молчали, просто стояли, смотря на бесконечное звёздное небо. Всё вокруг казалось далеким и несущественным.
— Ну что, Лучик, с Новым годом? — прошептал он, слегка наклонив голову ближе к моему уху, и его голос прозвучал глубоко и нежно.
— С Новым годом, Саша, — прошептала я в ответ, моя рука невольно легла на его, и я почувствовала, как он чуть сжал мои плечи, как будто это был наш личный ритуал, что-то только для нас двоих.
Мы стояли так, как будто ничего другого не существовало, как будто мы были одни в этой огромной, замершей вселенной, где были только мы и это тихое звёздное небо над нашими головами.
— Ещё пара вылетов, счастье моё, — прошептал Саша, его голос был мягким и тёплым, как само мгновение, — и поедем домой. А потом, как и говорил — к морю. Буду учить тебя морской рыбалке.
Я чуть сжала его руку, и в этот момент во мне поднялась едва уловимая грусть. Домой — это значит возвращаться в Москву, с её бешеным ритмом, её бесконечными делами и интригами. Это значит снова войти в привычные роли начальника и подчинённой, снова надеть на себя маски сдержанности и скрывать то, что между нами разгорелось здесь, вдалеке от всего остального мира. Вернуться в ловушку сложных отношений и невысказанных вопросов.
— Нет, родная, — его голос прервал мои мысли, и я посмотрела на него. Саша смотрел мне в глаза, словно читал все мои сомнения и тревоги, и его взгляд был спокойным, но твёрдым. — Так больше не будет. Ты не дочь мне и даже не помощница. Я не хочу, да и не смогу возвращаться к тому, что было раньше. В гостинице, Лучик, ты сказала мне, почему хотела бы занять место Влада. Но это место уже занято, прости. И тебе, радость моя, придется принимать сложное решение, потому что твое место рядом со мной может быть только одним. А я могу лишь надеяться, что оно будет в мою пользу.
— Саш… а если у меня не получится? Если я не смогу…. соответствовать тебе?
Он крепче сжал мои плечи, словно давая понять, что мои сомнения не имеют силы перед тем, что он чувствует.
— Лучик, — его голос был мягким, но уверенным, — не тебе решать, сможешь ли ты соответствовать. Ты уже соответствуешь. Я не жду, что ты станешь копией меня или кем-то, кем ты не являешься. Мне нужно, чтобы ты была собой, той, кем ты уже есть. Именно поэтому я не тороплю событие. Физическое влечение — это одно, мне его мало, понимаешь? Выбор ты должна сделать осознанно.
— А ты сам, Саш? Ты сделал свой выбор? Уверен в нем?
— Лучик, свой выбор я сделал в тот день, когда увидел тебя в темноте, в рубашке Влада, взъерошенную, напуганную, но очень кусачую мышку, готовую откусить мне руку, если придется.
