и России. При этом англичане совсем не виделись тут безусловными мировыми лидерами, скорее мы с ними делили первое место не пару, с очевидной перспективой в дальнейшем оставить островитян у себя за кормой.
Так вот в отличии от моей истории, где на смену пышному французскому стилю пришел подчеркнуто сдержанный английский «сельский» стиль, и где важное место занимали простого покроя сюртуки, «охотничьи» штаны и клетчатые жилеты, тут в мужской одежде явно прослеживалось русское влияние.
В моде были вышитые воротники-стойки, явно уходящие корнями к парадному гвардейскому мундиру, часто попадались костюмы «на семь пуговиц» копирующие повседневную офицерскую форму русской армии, в качестве дополнительного аксессуара носили «офицерские» поясные шарфы различных цветов. Популярны были застежки-молнии, да и в целом мужской костюм тут был гораздо более пестр и разнообразен, ухода в однотипные черно-белые одеяния, отличающиеся лишь микроскопическими деталями и самим качеством изготовления, в этой истории не произошло. Пока во всяком случае.
В общем можно было с уверенностью говорить, что русское влияние на моду было соразмерным и влиянию на мировую политику с экономикой. Это было как минимум приятно, люди всегда тянутся за победителем, и осознание того, что твоя работа — а я считал все происходящее вокруг во многом своей заслугой — имеет столь глобальное влияние на мир вокруг заставляло биться сердце чуть быстрее.
Меж тем мы с сыном и сопровождающими неспешно дошли до центрального павильона. На мой взгляд ничего совсем уж такого футуристичного в его конструкции не было — ну уж на фоне километровых небоскребов из будущего так точно — но на местных конструкция из стали и стекла, с посаженными внутри пальмами и другими южными растениями и даже небольшим зоопарком с африканскими животными, производила неизгладимое впечатление. Разве что из-за парникового эффекта внутри было несколько душновато, однако специально выделенные рабочие целыми днями ползали по стеклянной крыше и открывали-закрывали продухи, регулируя климат внутри, так что эту проблему тоже в принципе решили.
Собственно причиной моего сегодняшнего визита на выставку — кроме желания немного «потусоваться» среди людей — была подготовка к церемонии вручения Николаевской премии. По причине Всемирной Выставки было принято решение совместить два мероприятия и разово перенести церемонию награждения из Смоленска в Николаев.
— Добрый день, Карл Карлович, — я с радостью пожал руку, наверное, одному из самых известных химиков современности профессору Клаусу из Юрьевского университета. — Ну что, как вы себя чувствуете? Волнуетесь?
— Да не так что бы и слишком, хе-хе, ваше императорское величество, — в голосе балтийского немца слышался легкий акцент несмотря на то, что он практически всю жизнь прожил в России. — Чай не впервой.
— Ну да, второй раз оно всяко проще, — я кивнул. Клаус уже получал премию в 1849 году за открытие цезия, а в этом году он был номинирован вместе со своим коллегой Николаем Николаевичем Павловым за открытие сразу двух элементов — Сайбирия и Балтия. Судя по всему, таблица элементов тут будет выглядеть совсем иначе, не знаю уж какие это были элементы в моей истории, но то, что ни Сайбирия ни Балтия там не было — совершено точно.
Еще раз кивнув химику, я отправился в кабинет главы Николаевского комитета, где меня уже ждал подготовленный заранее черновик приветственной речи, расписание и общий сценарий награждения. Как известно самый лучший экспромт — тот, который был подготовлен заранее, и даже в таких мелочах я старался не пускать дело на самотек.
А вообще в этом году премия была сильной. Так, в категории медицины награду получил молодой 25-летний, но уже успевший прославиться, врач-гематолог Савельев Сергей Петрович. Сам из крестьян Смоленской губернии сумел сначала закончить начальную школу потом поступить в гимназию и закончить медицинский факультет Московского университета получая стипендию за отличные результаты, он еще во время учебы начал работать над проблемой переливания крови и достаточно быстро добился успеха, сумев выделить первую и вторую группы крови, доказав, что именно в них находится корень всех предыдущих неудач. Так-то вливать в вену физраствор у нас научились еще два десятилетия назад, но все попытки переливать кровь стабильно заканчивались смертью пациентов, и вот Савельев наконец нашел ответ, почему. Заслуженная премия, ничего не скажешь.
По физике премию должен был получить пруссак Генрих Румкорф — который правда последние восемь лет работал в университете Суворовска, где была вторая по силе электротехническая школа империи — за открытие радиоволн. Глядишь такими темпами я еще на своем веку застану полноценное радиовещание. Хоть это и вряд ли, если честно.
А вот по литературе премию в этом году получал английский писатель Диккенс. За роман «Тяжелые времена», в котором писатель изобличал ужасы эксплуатации английским капиталом бесправных рабочих. Ну и по совокупности заслуг.
Тут я беззастенчиво использовал опыт будущего в плане награждения писателей, являющихся на родине оппозиционерами существующему режиму. Не знаю уж насколько сам Диккенс в самом деле хорошо или плохо относился к властям Великобритании, но ужасы жизни городского дна ему удавалось описывать очень талантливо, тут не поспоришь.
Вообще-то у меня на содержании и без великих писателей было несколько десятков ремесленников, которые по заказу — и за деньги естественно — непрерывно строчили романы на нужные темы, поднимая всю грязь со дна истории Англии, Франции, католичества и протестантизма и вообще всего что могло хотя бы косвенно задеть нынешнюю власть в Париже и Лондоне. Они, конечно, были не столь талантливы как тот же Диккенс, но при наличии под рукой столь мощного медийного и экономического ресурса какой был у меня, популярным можно сделать даже писанину полного идиота.
В общем, Российская империя продолжала наступать по всем фронтам; военном, научном, культурном, экономическом и конечно социальном.
Глава 20
Летом 1852 года с Николаев с большим визитом прибыла делегация из Японии во главе с… На европейский манер Ии Наосуке можно было считать первым помощником министра иностранных дел, точную его должность в японском императорском правительстве я даже не пытался запомнить, не интересно это.
Островное государство за прошедшие с «визита черных кораблей» в Эдо семнадцать лет преобразилось до неузнаваемости. Еще в конце 1850-го по окончании затянувшейся на два года гражданской войны власть сегуна была сначала ограничена, а потом и вовсе ликвидирована. Как и в моей истории на островах победили сторонники передачи власти в руки императора и сформированного от его имени на европейский манер правительства.
И вот теперь из переименованного в «Токио» Эдо на запад была отправлена миссия для
