вы мне рассказываете про желание?! Мы что, мороженое в кафе заказываем?!
— Госпожа Деверли, ну зачем же вы так! — Уайфилд, отшатнувшись, сложил молитвенно руки. — Я ни в коем случае не умаляю ваших заслуг! Поймите же — это правила!
— Ну так поменяйте их!
— Но мы не можем! Вероятность повторения этой ситуации в будущем стремится к нулю. У нас нет причин вносить изменения…
— Тогда сделайте исключение!
— Прошу простить меня, госпожа Деверли… Комиссия не может делать исключения из правил — в противном случае сам факт существования правил теряет смысл. Любой участник битвы, не согласившись со сложившейся ситуацией, будет требовать особенного к себе отношения…
— Любой? По-вашему, мы — любые?!
— Но госпожа Деверли!..
Алекс мотнул головой. Зажмурился. Глубоко вдохнул. Открыл глаза.
— Простите, господин Уайфилд. Разрешите задать один вопрос.
Деверли, удивленно вскинув брови, развернулась к нему, но промолчала. А Уайфилд, обрадовавшись краткой передышке, благодарно кивнул.
— Разрешите представиться, — Алекс старательно изобразил самую любезную улыбку, на которую был способен. — Алекс Каррингтон, к вашим услугам.
— О! Вы сын генерала Каррингтона! Очень, очень приятно! — Уайфилд, солнечно разулыбавшись, мелко потряс протянутую ему руку. — О чем же вы хотели спросить, господин Каррингтон?
— Насколько я знаю, мой отец входит в попечительский совет битвы. Может быть, мы узнаем его мнение? Как представителя регулирующего органа?
— О, что вы! В этом нет никакой нужды, господин Каррингтон, — на лице у Уайфилда проступило явное облегчение. — Мы все уже обсудили! Генерал Каррингтон категорически возражал против любых исключений в правилах. Вы можете гордиться своим отцом, молодой человек! Такая самоотверженность, такая принципиальность!..
— О да. И исключительная беспристрастность, — скривился Алекс. — Я все понял, господин Уайфилд.
— Да. Мы все поняли, — Деверли, сжав губы в тонкую злую линию, отступила назад. — Вы развеяли наши сомнения.
— Эй! Я не понял! — возмущенно возопил не выдержавший пытки неизвестностью Падди. — Я не понял! Что, мать твою, происходит?! Нас что, из конкурса вышибли?! Так, что ли?! И твой папочка все это одобрил? Я правильно понял?!
— Да. Именно так, — голосом Деверли резать металл.
— Да какого хрена?! Мы первыми не пришли только потому, что дракона грохнули! Прервались на гребаный, мать его, подвиг! А вы нас из конкурса вышибаете?! Вы там охренели все, что ли?! — тощий, грязный, взъерошенный, Падди наступал на высокую комиссию, и достойные мужи опасливо пятились, втягивая головы в плечи. — Да я в газеты во все напишу! Я жалобу в Автономный совет Улада подам! Я, мать твою, в Камелот поеду! Встану на площади перед королевским дворцом и буду орать, какие вы тут все сволочи, пока меня бобби не повяжут. А потом на суде еще буду орать! Перед всеми, мать его, журналистами! Чтобы в каждой газете написали какие вы тут все сволочи!
— Падди, ну хватит! — потянула его за рукав Кристина. — Они все равно не передумают. Успокойся, Падди…
— Успокоиться? Черта с два я успокоюсь! Вот ты, хрен в пелерине, — Падди тыкнул в белую манишку Уайфилда грязным пальцем. — Ты дракона живого видел? Нет? Только перед студентами такой смелый?! Слушай сюда, шпак неощипанный! Я, мать твою, гребаного дракона не испугался! А вас, крыс канцелярских, тем более не боюсь!
— Падди, уймись, — Алекс, аккуратно оттеснив Кристину, перехватил Маклира за плечи. В глубине души он ощущал смутную зависть, но переступить через вбитые в мозжечок правила все-таки не мог. — Хватит. Пошли, Падди.
— Отвали от меня, Каррингтон! Никуда я отсюда не пойду! Мы победили дракона, мы пришли третьими — и мы останемся в конкурсе! А если нет — я, мать твою, прямо сейчас возвращаюсь в пустоши! Отпилю этому долбаному дракону голову, перевяжу ленточкой и пришлю этому толстожопому в подарок! Пусть, сука, сам оценит масштабы!
— Но у тебя нет ленточки, — логично возразил Войт.
— Из подштанников выкрою! Для хорошего человека ничего не жалко! — подчиняясь нажиму, Падди все-таки начал отходить назад, но вопить продолжал, как чертова тревожная сирена. — Твари вы все! Упыри английские! Сухари, мышами обгаженные!
Кристина, возникнув откуда-то сбоку, перехватила Падди и потащила в сторону, крики становились все тише — и побледневшая, сбившаяся в кучку высокая комиссия робко выступила вперед.
— Какой… кхм… эмоциональный молодой человек, — осуждающе поджал губы Уайфилд.
— Да. Наш друг сильно перенервничал, приношу свои извинения, — Алекс склонил голову в вежливом поклоне. Во рту было сухо и горько, руки тряслись, а в желудке ворочалось что-то тяжелое и угловатое. Но любезную улыбку Алекс на лице удержал. — Прошу принять во внимание тяжелые переживания, доставшиеся на долю господина Маклира.
— Да-да, я все понимаю. И готов закрыть глаза на это вопиющее нарушение, — Уайфилд придирчиво оглядел манишку, словно хотел найти на ней отпечаток грязного пальца. — Буду рад видеть вашу команду на параде победителей, госпожа Деверли. Вы, разумеется, не обязаны — но в параде обычно участвуют все участники Битвы. Вы, естественно, пройдете последними и без флага…
— Не думаю, что у нас есть на это время, господин Уайфилд, — вздернула подбородок Деверли. Алекс пихнул ее локтем в бок. — Но мы обдумаем ваше предложение.
— Какого дьявола? — возмутилась она, когда комиссия удалилась на достаточное расстояние. — Ты что, действительно хочешь участвовать в этом параде уродов?
— Есть идея, — намертво прилипшая к лицу Алекса вежливая улыбка обрела оттенок мечтательной нежности. — Есть идея…
Духовой оркестр гремел, щедро рассыпая над площадью ликующий, пьяный вальс. Солнце вспыхивало огнем в медных трубах, плясало на томных изгибах саксофонов и валторн. Вальс бился, словно огромное сердце, пульсировал в ритме раз-два-три, раз-два-три, и так же грохотала кровь в ушах Алекса. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Народ галдел и толкался, от хаотического мельтешения рябило в глазах, и плыл по воздуху душный, приторный аромат жареной кукурузы и сладкой ваты.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три.
Алекс, прикрыв глаза, медленно облизал губы. Он до сих пор не был уверен, что делает все правильно. Да какого дьявола! Он был уверен, что делает все неправильно, чудовищно, ужасно неправильно. Это была абсурдная, возмутительная выходка, позорящая честное имя Каррингтонов, позорящая его команду и всю академию. Так делать нельзя! Ни в коем случае нельзя!
К потному, разгоряченному дирижеру подошел уже знакомый тощенький человечек и, склонившись, что-то
