Он снова странно смотрит на меня, и я щурюсь, мотнув головой, как бы спрашивая: ну что? Тот тоже мотает своей с легкой полу-улыбкой, отвечая: ничего. Мне почему-то слабо в это верится, и совсем не нравится этот его взгляд — слишком он какой-то…нежный?
— Мне нужно поговорить с тобой, — выпаливаю быстро, резко переведя внимание на пару, и она замирает.
Михаилу эта идея не нравится от слова «совсем». Он сильнее сжимает тонкий стан жены, словно желая вписать ее в свою мощную фигуру, а потом коротко отвечает за нее.
— Нет.
— Я не спрашивала твоего разрешения.
— О, правда? — усмехается, но потом сразу становится серьезным, даже злым, — Ты в моем доме, напомню, и говоришь с моей женой. Или что? Наглость передалась по наследству напополам с сестрой?
«Откуда он знает, что я ее сестра? У меня что на лбу написано?» — немного ежусь, а обида бьет внутри, как молот по наковальне.
Он с таким пренебрежением это сказал, что мне становится не по себе, и я совершенно теряюсь. Не знаю, что ответить, молчу. Помощь приходит совсем из неожиданного источника — от Евгении.
— Миша, успокойся, — мягко говорит и отстраняется, вытерев слезы, — Не думаю, что она мне навредит.
— Жень…
— Я хочу с ней поговорить. Я должна…
— Ты ничего и никому не должна, Жень. Ты этого не делала.
Возникает пауза, которую я не смею нарушить — это разговор без слов между мужем и женой.
«Черт, он ее действительно любит…» — пробегает мысль, пока я наблюдаю за этой немой сценой, потому что вижу — они друг друга понимают и без слов.
— У тебя просто чудные знакомые, дорогая…
Алексей вырастает, как из под земли, и я вздрагиваю, резко повернув на него голову. Он идет уверенной походкой, даже улыбается, хотя в глазах и сквозит легкий нервоз, но мне на него плевать. Я снова обращаюсь к Мише.
— Лиля может быть для вас дрянью… — он нехотя переводит внимание на меня, и я продолжаю, как будто получаю зеленый свет, — Адель говорила о вас, что вы — добрый.
— Может быть для нее я и добрый, но не для той, кто пришел в мой дом, чтобы угрожать моей жене.
— Я ей не угрожала, а как раз наоборот.
— И для этого «наоборот» взяла с собой пистолет?
«Черт!» — шикаю мысленно на его усмешку, но в жизни соглашаюсь: нет смысла врать.
— Да, возможно, это был мой план «Б», но лишь для того, чтобы меня выслушали.
— Я…
И прежде, чем он снова продолжит сыпать колкости, я выпаливаю.
— Адель говорила, что вы с Мариной разные.
— К чему это здесь и сейчас?
— К тому, что вы, как никто, должен понять. Близнецы — всегда разные, даже если они похожи друг на друга, как две капли! Вы с Мариной разве не доказательство? Адель говорит, что она — темная сторона луны, а вы — светлая, но и она не Саурон. Лиля тоже не Саурон, а Роза была… — я прикрываю глаза и тихо выдыхаю, уставившись в пол, чтобы не показывать им свои слезы, — Она была прекрасным человеком. По-настоящему доброй, светлой, наивной. Она всегда старалась для других, жертвовала своими интересами и ставила интересы окружающих, любимых ею людей, выше своих. Всегда!
Быстро вытерев влажную дорожку, я делаю еще один вдох и снова смотрю ему в глаза и наконец вижу в них то, о чем говорила и Адель, и Настя — доброту. Пусть внешне он и похож на Александровского, но они такие разные…Глаза его выдают с потрохами, особенно сейчас, когда из них ушла вся злость и страх, оставляя место лишь его сути — мягкости. Он не дает мне карт-бланш, но дает право сказать, и я им пользуюсь, продолжая.
— Костя очень сильно любил и, думаю, что будет любить ее всегда. Вы это тоже должны понять, потому что я вижу, что вы любите свою жену. Представьте себе, что у вас ее отнимут? Разве вы смогли бы вести себя здраво? Зная, что с ней сделали? Как ее мучили и как убили, когда им надоело?
Михаил отводит глаза, но я не даю ему потерять этот контакт, делая шаг на встречу.
— У них есть дочь.
Получается. Это срабатывает также, как выстрел — резко привлекаю его внимание и возвращаю себе, что прибавляет мне сил и смелости.
— У вас тоже есть дочери. Только ваши девочки знают свою мать, а Камилла никогда ее не увидит. Она ее не помнит. Когда Роза пропала, ей было всего полгода. Это случилось за две недели до их с Костей свадьбой. Представьте себе, что он чувствует. Вы с ним похожи гораздо больше, чем готовы признать, но…
— Достаточно, — обрубает, но я не сдаюсь, а хмурюсь и твердо продолжаю.
— Вы защищаете не того человека! Он ее брат, но он монстр!
— Я сказал — достаточно. Женя, иди…
Михаил разворачивает свою жену в сторону лестницы, и та, словно кукла, идет, куда ее ведут, а меня прямо взрывает, и я ору им в спину.
— Мне было девять, когда это случилось, и знаете что?! Ваш брат забрал и меня тоже!
Пара замирает, пока внутри меня избивает мое же сердце, а внутренности сворачиваются в узел. Всхлипнув, я вытираю слезы, чтобы хотя бы сделать вид, что я взрослая и сильная, ведь сейчас себя такой не чувствую совсем. Мне неловко, неудобно, не по себе рассказывать то, что тогда случилось, но у меня нет другого выбора, кроме искренности. Это единственный шанс…
— Он хотел, чтобы я смотрела. Роза умоляла его позволить дать мне наушники, а потом велела закрыть глаза. Все это длилось ровно три часа, двадцать восемь минут и тринадцать секунд, пока она не схватила меня и не выпихнула в окно. Мы бежали по лесу, а ваш брат гнался на нами с собаками, и когда Роза поняла, что мы не сможем выбраться — она заставила бежать меня. Она пожертвовала собой, не испугалась, даже после всего того ада, который устроил ваш брат! Заставила меня бежать и не оборачиваться, а сама пошла в обратную сторону! К ним! Вот какой она была!
— Я СКАЗАЛ — ХВАТИТ!
Голос Михаила гремит, как гром, и я опускаю глаза, вся ежусь и всхлипываю, но следом раздается голос его жены. Точнее не так. Визг его жены, который приводит в ступор даже меня.
— Прекрати, Миша!
Мы все удивленно смотрим на эту маленькую, хрупкую женщину, которую явно потряхивает, но которая, как и я, храбрится и
