тихонько плыли на своём плоту через все водные пороги, не собирая вокруг себя традиционные танцы с бубнами, старательно избегая «охи и ахи» вокруг нашей истории. В самом начале её Валера пытался стучаться и в храмы, и в различные благотворительные организации, меценатом которых он некогда был. Но, явно увидев равнодушие к нашей проблеме, пусть и прикрытое вежливостью, перестал стучать туда, где дверей не предполагалось. На этом он оставил веру в человеколюбие, внутренне зажался и сконцентрировался на любой мало-мальски оплачиваемой работе. Вечерами Лера ходил пилить деревья, утром делал переводы, влезал в любые предложенные проекты и старался удержать остатки своего бизнеса, цепляясь за все изредка поступающие предложения. Бракоразводный процесс сознательно затягивался второй стороной, блокируя любой доступ к его счетам до окончания процесса. Это дополнительно связывало ему руки и не давало возможности платить по договорным обязательствам, еще больше затягивая его в банкротство. Не помог даже подписанный им договор об отказе любого имущества в пользу другой стороны для скорейшего решения бракоразводного процесса. С той же стороны замерли в ожидании исхода моей «битвы», не скрывая предложений в помощи моего достойного погребения и восстановления прежних фиктивных супружеских отношений вместо развода.
Так же, как замерла в бесконечных гудках недоступности моя сестра.
Кариша продолжала учебу на языковых курсах, стараясь освоить быстрее язык, чтобы иметь возможность получить трудовую визу и хоть какую-то работу.
Юляша посещала гимназию недалеко от нашего чердачка и самостоятельно осваивала немецкий язык прямо в процессе обучения по школьной программе, не отставая от своих одноклассников по основным предметам. Вечерами она помогала мне убирать квартиру Штефана, в которую он переехал после продажи своего с бывшей женой дома, за это мы получали небольшие деньги. По выходным Юлия помогала собирать оправы для очков в магазинчике Штефана, и это приносило нам еще один небольшой доход к поступающей на карточку детям пенсии по потере кормильца из России.
Но и этот доход грозил в скором времени иссякнуть блокировкой карты по истечению срока. Для получения карты в России требовалось мое личное присутствие или присутствие человека с генеральной доверенностью. Такого человека теперь у меня не было. Физически осилить обратную дорогу я не могла бы. Да и никто не дал бы гарантии об успехе моей поездки, – в этом даже клиника подстраховалась, выдав мне справку о нетранспортабельности. Врачи более чем настоятельно рекомендовали мне оставаться в Германии, предусмотрительно взяв с меня расписку об ответственности за нарушения назначений и предписаний. Ситуацию осложняли мои противопоказания к полетам, но это было скорее оправдательным плюсом при моей аэрофобии.
***
Нойштад–ан-дер-Айш, январь, 2010 год
– С Днем рождения и с Новым годом! – в трубке снова звучал голос сестры. На сей раз я сразу расслышала ледяной тон. – Я решила сдавать квартиру, чтобы ты не ныла там потом. Могу высылать тебе половину суммы, или один месяц тебе, другой мне. И запомни, я все решаю! – позади был слышен шум веселой компании.
– Я обязательно окрепну и в скором времени приеду в Москву.
– Поторопись, тебя как раз ожидают коллекторы, телефоны оборвали, тебя искамши! – ёрничала сестра.
– Ты не сказала, что я нахожусь на лечении? Если так докучают, можешь дать мне телефон приходивших, – устало предложила я.
– Приезжай, тут они тебя и встретят, что звонить зря? – продолжала куражиться она в ответ. – Так деньги присылать тебе или как?
– Мне нужны деньги. Очень. Присылай. Адрес я тебе сброшу смс, – смогла сказать я и положила трубку.
«Щедрости» сестры хватило на пару месяцев, потом начались рассказы о недобросовестных квартирантах, что пачками съезжали и не платили, и прочие сказания, но мне это было уже не так больно. Шрам быстро зарубцевался, оставив огромный след, который я старательно прятала при разговоре на эту тему с детьми и Лерой, чтобы не расковыривать глубокую царапину.
***
Нойштад–ан-дер-Айш, 25 февраля, 2011 год
– Ja. Ja, ich will!110 – неожиданно закричала обязательная переводчица церемонии бракосочетания, сидевшая рядом со мной.
Монотонно читавший традиционные напутствия брачующимся Мэр города остановился и оглядел небольшую компанию присутствующих через сползшие на нос очки. Задремавшие было под длительность речей и предварительно разбавленные при входе в зал церемоний шампанским гости заерзали на стульях. Барон ухмыльнулся, Штефан хихикнул и стал с нарочитым интересом рассматривать объёмную картину на стене, стараясь не рассмеяться во весь голос. Валера удивленно и вопросительно глянул на переводчицу.
– Извините, – наклонившись к нам зашептала она. – Пятая роспись за день, нервы не выдержали, так долго и монотонно бубнит, отключилась и кимарнула. Думала, проспала, – искренне извинялась она, безуспешно пытаясь сбить запах амбре – память о предыдущих проведенных церемониях – жевательной резинкой.
Позже я в спорах с Лерой всегда приводила эту курьёзную ситуацию, подчёркивая: согласие в мэрии дала не я – а переводчик за меня!
***
Нойштад–ан-дер-Айш, март, 2011 год
– Конечно, нам будет трудно теперь навещать его. Пятьсот километров часто не наездишь, – сказал Лера, отъезжая от прихрамового дома, в котором проживал теперь Барон.
Его сиротливо стоящая фигура, опирающаяся на костыли, становилась все меньше. Я повернулась, перестав махать в заднее стекло автомобиля, и внимательно посмотрела на Леру.
– Ну что ты так смотришь? Мы же всё решили. Там у меня для работы будет больше шансов, тебе – курсы языков, Карине – к нам ближе, в соседнем городе учится. А Юляше понравилась гимназия. Все, как ты и хотела, – стал перечислять Лера плюсы нашего переезда мне – или себе. – Тем более, он не уедет из этих мест, ты же знаешь. В конце концов, я смогу там заработать ему не только на интернет и приходящую уборщицу, но и хорошую еду, – говорил Лерка, бинтуя нашу совесть.
Я заплакала, а через минуту – зарыдала от навалившейся вдруг невыносимой тоски. Реальности. Вечного выбора между или-или.
– Опять оставила старика, опять, – твердила я сквозь рыдания, отвернувшись к боковому окну машины.
***
Штутгарт, июль, 2012 год
– Вы потеряли? Интересно?
Мы с дочерью резко остановились и обернулись на странно звучавший вопрос – по произношению было понятно, что с нами пытаются заговорить на русском с немецким акцентом. Позади стоял средних лет мужчина очень неопрятного вида, с густой бородой и странной шапкой с помпоном. За многие годы проживания в Европе я привыкла к разному самовыражению людей через одежду и выработала у себя стойкое отсутствие удивления, но в этот раз одежда мужчины не соответствовала сезону. На улице жаркий июль, а на нём тёплая жилетка с разноцветными пуговицами, заправленные в сапоги штанины. Позади – деревянная
