до сих пор не могу в это поверить – словно мой маленький Адриан возродился, словно бы я смотрел прямо на него! Но теперь он называет отцом другого человека, и матерью другую женщину… Как это все странно. Зачем вы привели меня сюда, зачем лишили возможности обращаться? Что вам нужно от меня, для чего все это?
Оборотень помолчал, ища подходящие слова, пытаясь выразиться так, чтобы не задеть своего излишне чувствительного собеседника.
– Мы хотим спасти тебя, – слов не нашлось, и он слегка развел руки в стороны, говоря как есть, – Выслушай меня, Вик, я не стану сейчас никого винить, просто скажу, как есть… Чеслав и Анхель хотят возродить ворасов, вернуть их в мир, чтобы создать себе армию из них. Для проведения ритуала им нужен ворас, но ритуал опасен… – заметив, что собеседник собирается возразить, баронет нахмурился, – Анхель признался Татьяне, что Чеслав не хочет позволить ему рисковать собой – они не знают, чем это может обернуться для вораса, который будет в центре событий. Поэтому им нужен ты. Тебя хотят использовать как пушечное мясо, бросить на амбразуру, принести в жертву – выбирай любой из вариантов, но поверь мне, Вик, поверь! Они…
– Ты говорил, что не будешь никого обвинять, – голос Виктора ощутимо похолодел, – Но винишь тех, кто помогал, кто покровительствовал мне свыше тысячи лет. Теперь подумай ты, Рене, – как я могу верить тебе, если столько времени я верил им и видел подтверждение их слов? Ты хотел поговорить, рассказать… Тогда ответь – как долго вы будете держать меня здесь?
– Пока не пройдет Ночь Большой луны, – Ричард недовольно пожал плечами, – Пока им не придется использовать Анхеля вместо тебя, пока все это не разрешится иным путем, чтобы ты остался жив и невредим, – он неожиданно поднялся на ноги, – Можешь не верить мне, Виктор, но я никогда не желал вреда для тебя, никогда не хотел причинить боль тебе или твоей семье. Все эти годы меня гнела мысль о твоей смерти, я хотел отомстить Чеславу… Кто знал, что все повернется так, – он быстро улыбнулся, разводя руки в стороны, – Того, что ты сделал с Дэйвом, я не прощу тебе никогда, Вик, запомни это. И, если после всего ты останешься жив и мы отпустим тебя, ты уйдешь… но уже не как друг, а как враг. Враг своему другу, враг своей семье и враг самому себе… – он качнул головой и, не желая продолжать практически бессмысленную беседу, уверенно и резко вышел, плотно закрывая за собой дверь.
Виктор остался один. Некоторое время он еще молча смотрел в полумрак перед собою, а затем, наконец, медленно, почти неуверенно улегся, вытягиваясь по мере сил на жесткой кушетке и закрывая глаза. В голове у него царил странный сумбур.
…Чеслав медленно вел пальцем по стеклу, любуясь каплями дождя, стекающими с другой стороны. Настроение у него, не взирая на пасмурную погоду, было восхитительным.
Впрочем, Чеслав вообще никогда не страдал из-за отсутствия солнца – солнцем он был сам себе, разгонял серость ярким цветом волос и горящими огнем глазами. Сегодня же и настроение его было на редкость солнечным – оставалось всего два дня до исполнения их плана, все к нему было готово, все собрано и место определено. Нужно было лишь дождаться, а радость предвкушения порою бывает даже слаще, нежели счастье получения.
За спиною его раздались знакомые шаги, и молодой человек улыбнулся. Пришел друг, который, должно быть, принес какую-то приятную информацию, решил известить его о том, что Виктор де Нормонд согласен и готов участвовать в их плане. Вот и еще одно, последнее звено этой бесконечной цепи… И наконец-то многовековая маята будет завершена, наконец-то они выполнят то, о чем мечтают уже свыше тысячи лет!
– Его нигде нет, – голос Анхеля прозвучал приглушенно: ворас понимал радостное состояние друга и портить ему настроение не хотел.
Чеслав медленно повернулся, непонимающе сдвигая брови.
– Что значит – нет?.. Виктор был здесь еще с утра, я видел его, я говорил с ним!..
– Это значит, что его нет, Чес, – мужчина скрипнул зубами и, с размаху упав в большое кресло, сжал руки в кулаки, – Это значит, что он пропал! Либо сбежал, либо… не знаю, – он провел ладонью по лицу, – В лесу, недалеко от того места, где, видимо, был привязан хранитель памяти Ренарда, истоптана трава, видны следы боя… И еще вот, – он шевельнулся и, запустив руку за пазуху (облачен ворас был в легкое, элегантное осеннее пальто), извлек из-за нее знакомый до боли стилет, – Валялся на земле.
– Что за черт… – оборотень, хмурясь все сильнее, осторожно принял оружие из рук друга и, поднеся его ближе к себе, медленно потянул носом воздух, ловя остатки чужого запаха, сохранившиеся на рукояти. Лицо его ощутимо помрачнело – солнце, казалось, внезапно затянула туча.
– Рене… – сорвалось с его губ почти рычание, и оборотень, не в силах сдержать себя, в сердцах метнул стилет через всю комнату, вгоняя его глубоко в стену, – Не сомневался, что он причастен к этому! Но как, Ан, как?? Как они могут удержать его, он же…
– Пауков тоже иногда ловят в клетку, – мрачно отозвался альбинос и, тяжело вздохнув, откинул голову назад, – Если он у них… наши планы могут полететь к черту, Чес. Если только…
– Нет, – молодой человек резко шагнул вперед, – Нет, Ан, я не позволю тебе так рисковать! Лучше мы подождем следующей ночи, пусть и еще три сотни лет…
– Я не хочу больше ждать! – Анхель, характером обладающий в целом спокойным, но порою не менее взрывным, чем у друга, вскочил на ноги, – Хватит, Чес, довольно ожиданий! Я ждал больше тысячи лет, я не могу взять и в миг, когда почти получил желаемое, просто подождать еще три столетия! Мы сделаем это через два дня – с Виктором де Нормондом или без него! И не возражай мне, прошу тебя. В конце концов… – он хмыкнул, приподнимая уголок губ, – Я уже давно не ребенок и могу принимать решения самостоятельно. И я предпочитаю рискнуть и добиться успеха, чем смириться с поражением.
***
– И чем закончился ваш вчерашний разговор? – Роман, с любопытством подавшись вперед, вытянул руки, практически ложась на стол, и глядя снизу вверх на дядю Ричарда. Тот слегка поморщился.
– Тем, что я ушел. Сказал, что в конечном итоге, он обманывает только самого себя и вредит только самому себе… Что еще я мог сделать? – он окинул долгим взглядом всех, с интересом внимающих ему, слушателей, – Я пытался
