вереска».
Когда я поделилась этой новостью со своей сестрой Джейн, она насупилась и никакой радости за меня не выказала. Я хотела пригласить ее на ужин, чтобы отметить свой новый статус, но Джейн все недоуменно пожимала плечами и повторяла, как странно, что медицинская сестра, учившаяся в основном за счет государства, поднялась так высоко. Мне же было некогда переживать по этому поводу: следовало убедиться, что уроки живописи не выпадают на время работы заведения Дэна, а то в день открытия нашей выставки начинающие художники активно заглядывали к отцу Грании, чтобы глотнуть чего покрепче для храбрости.
На следующий день я прошла прогуляться по лесу в сопровождении одного только пса.
Старина любил лес и на каждом шагу находил что-нибудь интересное. Мы оказались рядом с источником, поэтому я решила пройти к нему.
Вокруг источника все было утыкано записками, касающимися будущей дороги.
«Мы не откажемся от тебя, святая Анна», – говорилось в одной из них. К другой был привязан карандаш, и всем противникам строительства огромной объездной трассы предлагалось вписать туда свое имя. Большинство моих постояльцев не желали никаких изменений. А мне пришло в голову: если пробок на наших дорогах станет меньше, то, возможно, стариков будут чаще проведывать?
В этот самый момент затрещал мой мобильный. Люди вокруг завздыхали, мол, для некоторых нет ничего святого.
Звонили с работы. К нам без предупреждения заявились три инспектора из комитета по здравоохранению.
Соображать нужно было быстро.
В поисках совета я подняла глаза на статую. «Ну же, святая Анна, с мужем ты меня подвела. Может, хоть сейчас поможешь». А потом попросила перевести звонок в комнату Дэна.
– Мистер Грин? – твердым начальственным тоном заговорила я. – Мистер Грин, наши планы несколько меняются. Я не смогу встретиться с вами, чтобы обсудить ваше творчество, как мы договаривались. Найдется ли у вас возможность направить сейчас всех в столовую? Видите ли, к нам с визитом прибыли санинспекторы, а меня в данный момент нет на месте, но я скоро подъеду и проведу их по территории. Было бы большим облегчением узнать, что все отправились на обед. И не забудьте убрать свои рисунки перед тем, как уйти, если вы понимаете, о чем я. Благодарю за содействие, мистер Грин. – И повесила трубку.
Дэн справится. Мы со Стариной опрометью кинулись к машине и быстрее ветра помчались обратно в «Папоротник и вереск». Инспекторы сидели в холле и пили кофе с песочным печеньем и рассматривали коллекцию местной флоры в застекленных ящиках. Заодно они изучали объявления о запланированных кулинарных мастер-классах, дневном показе неизменно популярной «Короткой встречи»[27] и диспуте, посвященном новой трассе.
Я извинилась за опоздание и предложила осмотреть территорию нашего заведения. Когда я вела инспекторов по первому этажу, увидела, что группка хихикающих выпивох гуськом направляется в столовую. Даже набравшиеся самогона юные эмансипе времен сухого закона могли бы позавидовать их безудержному веселью.
Все, что мне теперь оставалось сделать, – это убедиться, что Дэн не выдаст меня и никому не расскажет о том, как я спасла его маленький подпольный паб и свой дом в придачу.
– Добрый день, Поппи, – весело поздоровался он и кивнул инспекторам из комитета по здравоохранению. – Чудное место, но, боже милостивый, такую ярую поборницу правил и законов еще поискать. Не поверите, все строго по инструкциям, постоянные отработки действий при пожаре, чистота как в операционной. Но нам все равно очень нравится, а это о чем-то да говорит.
Инспекторы впечатлились, весельчаки пошли обедать, а я поняла, что переживать больше не о чем.
Часть вторая
Модница Джейн
Когда я была помоложе, меня часто называли перфекционисткой. Мне даже нравилось. Это значило, что я люблю порядок, как оно и было. Но когда я стала постарше, меня так называть перестали. Теперь «перфекционистка» значило «слишком требовательная», «привередливая», «придирчивая».
И в конечном счете «старая дева».
Поппи перфекционисткой никто и никогда не называл. Какое там. Коленки у сестры были вечно исцарапаны, волосы постоянно падали на лицо. На одежде зияли прорехи: она то лазила по деревьям в Боярышниковом лесу, то скатывалась с какой-нибудь высоты. И тем не менее все вокруг, как ни странно, любили Поппи. Совершенно непонятно за что.
Дома из-за ее подружек было не протолкнуться, а эта шумная Грания, можно сказать, у нас поселилась. И толпы только увеличивались. Прошло время – кстати, совсем немного, – и история повторилась с ее приятелями-мальчишками: они тоже десятками торчали у нас дома. По окончании школы Святой Иты в Россморе она вполне могла поступить в университет, как это сделала я. Я получила высшее образование и стала библиотекарем. Но нет, Поппи, которая всегда точно знала, чего хочет, настояла на обучении сестринскому делу.
Мать с отцом, наверное, вздохнули с облегчением, когда поняли, что от них никаких трат не потребуется, но все же… Зачем они столько работали и копили, если не для того, чтобы дать детям достойное образование? Поппи возвращалась домой с такими рассказами об обитателях своей палаты – у нас волосы вставали дыбом. Чем ей только не приходилось заниматься целыми днями! Честное слово, для меня оставалось загадкой, как люди могли доверять человеческие жизни моей полоумной сестре.
Когда Поппи окончила обучение (вопреки всем нашим ожиданиям; должна признаться, я никогда не верила, что у нее получится), ее приписали к палате с пожилыми пациентами – большинство этих несчастных стариков выжили из ума и с трудом осознавали, что происходит вокруг. Поппи же считала их ужасно интересными и смешными. Можно было подумать, что она работает с Эйнштейнами и Питерами Устиновыми, а не с кучей стариков с кашей в голове, которые едва ли понимают, какой сегодня день.
Среди казавшейся бесконечной вереницы парней, заинтересованных в тесных отношениях с Поппи, был один по имени Оливер. Его семья владела недвижимостью по всему Россмору. Парень оказался очень, ну очень хорош собой и, похоже, любил приударить за женщинами. Серьезной работы не имел, поскольку в ней не было насущной необходимости. Его семью раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, облегчение оттого, что Оливер наконец остепенится, а с другой – настороженность, потому что в невесты он выбрал сиделку по имени Поппи без состоятельных родственников и достойного образования. Я предупредила Поппи, что он не производит впечатления мужчины, который готов хранить верность одной женщине, но сестра сказала, что нельзя прожить жизнь, не рискуя, да и, если уж на то пошло, она сама может кем-нибудь увлечься; словом, брак – это гигантский прыжок веры.
Я воспринимала брак
