иначе. Замужество представлялось мне скорее хорошо обдуманным и взвешенным решением. Странно, но я ни с кем так и не сблизилась настолько, чтобы всерьез задуматься о браке, за исключением разве что Кита. Он тоже был библиотекарем, и мы прекрасно подходили друг другу, но все перечеркнуло одно чудовищное недоразумение. И я сама толком не поняла, что тогда случилось.
Мы уже поговаривали о помолвке, и я сказала, что хочу обручальное кольцо с небольшим изумрудом квадратной огранки. Оно не было баснословно дорогим, но, похоже, Кит расстроился из-за того, что я уже его выбрала и примерила. Когда я сказала, что в нашем доме непременно нужно оборудовать гардеробную, иначе вещи постоянно будут измятыми, он почувствовал… Что именно он почувствовал, я так и не узнала, но Кит ответил, что с браком стоит повременить, а потом постепенно исчез из моей жизни.
Свадьба Оливера и Поппи оказалась именно такой, какую можно было ожидать. Плохо продуманная, сумбурная. Много смеха, реки шампанского, горы маленьких сэндвичей с курицей, свадебный торт. И все. Никакого намека на торжественный банкет с табличками с именами гостей на столах и всяким прочим.
Матери с отцом свадьба понравилась. Мне – нет.
Шумная Грания мало того что ржала на весь зал, так еще и притащила своего кошмарного папашу с вечно красной физиономией. Мать с отцом сказали, что они с Поппи никогда горя не знали.
Такое уж ни в какие ворота!
Это с Поппи никакого горя?
А какое горе причинила родителям я, можно поинтересоваться? Жила в своей квартире, навещала их. Не так часто, как бы им хотелось, но все же достаточно. Время от времени. Поппи с Оливером жили в роскошном – ну, роскошном в сравнении с моей маленькой квартиркой, – но безнадежно запущенном доме, потому что Поппи так и продолжала вкалывать в своей гериатрической палате.
Вот если бы я вышла за Оливера и за его деньги, точно бросила бы работу, привела дом в порядок и приглашала гостей. Может, тогда бы он и гулял поменьше.
Кстати, я довольно рано узнала о его походах налево. Увидела, как он милуется с какой-то девушкой в винном баре. Естественно, он меня тоже увидел и быстро от нее отцепился. Подошел ко мне – само обаяние.
– Мы же с тобой взрослые люди, Джейн, – сказал он.
– Разумеется, Оливер, – ответила я ледяным тоном.
– А взрослые люди не морочат голову близким глупыми россказнями.
– Если только не видят, как другие взрослые люди творят всякие глупости в винных барах, – парировала я, гордая собой.
Он посмотрел на меня долгим взглядом.
– Полагаю, в итоге это только тебе решать, – заключил он и направился обратно к своей девице.
Я заплатила по счету и ушла.
Кстати говоря, Поппи я ничего не сказала.
Я пыталась предостеречь ее до того, как она вышла за него замуж, но она отмахивалась от моих слов, не желая ничего слушать, – пусть теперь сама все узнает.
Узнала она месяцев через шесть, когда неожиданно вернулась домой и, открыв дверь в спальню, застала там Оливера с одной из его старых пассий в момент ностальгического воссоединения. Поппи велела ему выметаться из дома. В тот же день.
Оливер, разумеется, устроил скандал.
Сказал, что она упертая до крайности и слишком серьезно все воспринимает, что, между прочим, во многом было правдой. Поппи не интересовали ни объяснения, ни извинения, ни заверения в непогрешимом поведении впредь. Она сказала Оливеру, что ей нужен только дом, без содержания, и что он еще легко отделался. Последнее он до конца осознает, когда обсудит детали развода с адвокатами и своими разведенными друзьями.
А потом, словно было мало того, что она упустила такой шанс на безбедную жизнь, Поппи бросила скучную, но стабильную работу в больнице и устроилась в дурацкий дом престарелых «Папоротник и вереск».
Ну и название! Но Поппи в своем репертуаре заявила, что ей оно нравится. А то вечно подобные заведения посвящают каким-нибудь святым, отчего постояльцам кажется, будто их едва не подталкивают к скорейшему переходу в иной мир. Или еще встречаются изуверски жизнерадостные названия! В общем, она весьма довольна «Папоротником и вереском», к тому же Поппи постоянно ползает на четвереньках в саду, сажая как раз эти самые растения, поэтому глупое название не так уж бессмысленно.
Поппи решительно отказывалась жить по правилам.
Вопреки всем ожиданиям дела у чертового дома престарелых пошли в гору и он стал процветать; мама сказала мне, что значительная доля в нем принадлежит теперь Поппи. Родители объявили, что хотели бы переехать туда, когда состарятся. И Поппи ответила, что лучше сделать это, пока у них еще есть силы принимать деятельное участие в увлекательной жизни, которую ведут постояльцы.
Если честно, я ненавидела ездить в «Папоротник и вереск».
Конечно, изредка для демонстрации родственных чувств я все-таки ездила, однако старики с обвисшей кожей и их соревнования по настольному теннису выводили из душевного равновесия.
Иногда Поппи спрашивала меня в этой своей дурацкой манере одиннадцатилетней девочки: «Чем же ты, Джейн, столь захватывающим занимаешься, если все это кажется тебе скучным?» На такой вопрос, разумеется, ответить невозможно.
Отец с матерью говорили, что Поппи не остановить. Не знаю почему, но казалось, что они произносят это с восхищением.
Многих выживших из ума стариканов в «Папоротнике и вереске» очень заботила объездная дорога, которую собирались построить вокруг Россмора. Одни приветствовали эту идею во время своих редких визитов в город, называя ее шагом в будущее. Если количество машин уменьшится, станет легче переходить дорогу. Другие выступали против, говоря, что теперь родственники будут мчаться мимо и совсем прекратят их навещать. Поппи организовала среди своих постояльцев диспуты на эту тему, а потом возила обе группы в Россмор, чтобы они поучаствовали в соответствующих акциях протеста. Ну не идиотизм ли? Даже Оливер, когда он время от времени бывал у меня, называл ее той еще оторвой.
Я начала всегда держать в холодильнике крупные сочные оливки и тонко нарезанную салями на случай прихода Оливера. А приодеться я и так любила, поэтому он никогда не заставал меня в неприбранном виде. Это распустеха Поппи всегда выглядела так, словно весь день занималась тяжелым физическим трудом… впрочем, ее работа в больнице что-то такое и предполагала. До того, как она перешла в дом престарелых. И мне нравилось, что у меня бывает Оливер, да, нравилось.
Разумеется, мы спали вместе. С Оливером иначе бы не вышло. Но это не означало ничего серьезного. В конце концов, я приходилась ему свояченицей, ну или, точнее, бывшей
