он голосом, полным боли.
— Да! Я никогда не любила тебя! — взвилась я. — Я хотела только его! Я не могла поверить, что этот ублюдок умер, а я осталась привязанной к тебе!
В ярости слова лились из меня неудержимым потоком.
— Ты больная! — крикнул в ответ Бен, которому злость придала сил. — Ты — чертова психопатка! Мне плевать, что я — не биологический отец Элоди! Она любит меня, а я люблю ее. Я увезу ее как можно дальше от тебя, где она будет в безопасности. Я сделаю все, чтобы ты больше никогда ее не увидела, злобная сука!
Я сама не помнила, как это получилось. Только, когда я опомнилась, Бен неподвижно лежал на земле, а я сидела верхом на нем, все еще сжимая в руке осколок стекла, воткнутый в его грудь.
Словно в замедленной съемке, я слезла с него и встала. Осмотрев себя, я с огорчением заметила большие темные пятна на своем бледно-зеленом плаще. Я не могла понять, что это за пятна и как они там оказались. Я расстегнула плащ и аккуратно сложила его, чтобы пятен не было видно. Я не хотела их видеть.
Я посмотрела на лежащего Бена. Его глаза были закрыты, и он, казалось, мирно спал. Его лицо утратило злое выражение, несмотря на следы пота и слез. Почувствовав вдруг прилив нежности к нему, я встала на колени и поцеловала его в щеку.
— Прощай, Бен, — прошептала я.
Шум машины, остановившейся перед воротами, вернул меня к действительности, и сердце забилось в панике. А вдруг это полиция? Я огляделась, чтобы убедиться, что никто не мог видеть, что здесь произошло, прежде чем самой набрать 999. Наверняка никаких свидетелей не было, и мысленно я поблагодарила себя за то, что настояла на покупке такого уединенного дома.
«Спокойно, — сказала я себе. — У него был нож. Это была самооборона». Я могла заявить, что последние два года он избивал меня и я устала это терпеть. Никакие присяжные на земле меня бы не осудили. Теперь нужно выяснить, где Элоди, и вернуть ее, чтобы мы могли исчезнуть. Только вдвоем, как и должно было быть с самого начала.
Я подкралась к большим кованым чугунным воротам, пытаясь разглядеть сидящих в машине так, чтобы они не заметили меня. Это был маленький хетчбэк «фольксваген». В свете уличных фонарей я увидела за рулем женский силуэт. У нее были прямые волосы до плеч, а лицо повернуто чуть в сторону от меня, и я не могла его различить.
Но тут она подняла руку и включила в салоне освещение. Это же бывшая подружка Бена! Меня передернуло от потрясения, которое быстро сменилось слепой яростью, когда она обернулась, чтобы дать что-то ребенку, сидевшему сзади в детском кресле. Это была Элоди. Какого черта она делает с моим ребенком?
Инстинктивно я схватила нож, который Бен выронил при падении, и нажала на кнопку, открывавшую ворота. Едва дождавшись, когда они откроются, я бросилась к машине.
При виде меня улыбка исчезла с губ Шарлотты, и она с полными ужаса глазами тут же потянулась к кнопке блокировки двери, но я оказалась быстрее.
Распахнув пассажирскую дверь, я заорала, тыча ножом в ее сторону:
— Вылезай! Живо!
— Мамочка! — тревожно закричала Элоди с заднего сиденья.
Глаза Шарлотты на секунду скосились на нож, потом она с вызовом посмотрела мне в глаза, словно взвешивая свои шансы.
— Нет, — тихо, но уверенно сказала она. — Где Бен?
— Вылезай из машины, или убью!
По лицу Шарлотты прокатилась тень страха, но она сохранила спокойствие:
— Нет. Скажи мне, где Бен.
— Хочу к папе! — крикнула Элоди и жалобно захныкала.
— Все хорошо, милая, — заверила я ее, не спуская глаз с Шарлотты. — Папа просто прилег поспать.
Шарлотта вздрогнула, широко распахнув глаза.
— А мы сейчас отправимся на небольшую прогулку, — добавила я, сев на пассажирское сиденье и захлопнув за собой дверь.
Я прижала кончик ножа к бедру Шарлотты с достаточной силой, чтобы показать серьезность своих намерений.
— Пожалуйста, — промямлила она скорее печально, чем испуганно. — Пожалуйста, не делай этого.
Я надавила ножом чуть сильнее:
— Давай, поезжай.
Глава тридцать восьмая
Шарлотта чувствовала капли пота на лбу, а мокрые ладони скользили по рулю. Она знала, что сейчас крайне важно не показывать страха, но это было невозможно — она никогда в жизни не была так напугана. Дело было не столько в ноже, приставленном к ее бедру, сколько в роившихся в голове кошмарных мыслях о том, что Белла сделала с Беном.
Она понимала, что нужно вызвать скорую и полицию, но не могла придумать, как это сделать незаметно для Беллы. Она решила, что единственный выбор — прямота.
— Можно хотя бы скорую вызвать? — спросила она, стараясь говорить ровным голосом и не сбиться с дыхания.
Белла с отвращением посмотрела на нее:
— Нет. Она не нужна.
В сердце Шарлотты затеплилась надежда. Может быть, она имела в виду, что с Беном все хорошо? Но тут же ей на смену нахлынул ужас: а вдруг она хотела сказать, что уже слишком поздно?
— Куда мне ехать? — Шарлотта украдкой глянула в сторону Беллы, тронувшись с места и ведя машину по широкой и темной дороге как можно медленнее и осторожнее. На заднем сиденье продолжала жалобно рыдать Элоди, и сердце Шарлотты сжалось от боли и страдания, звучавших в этом плаче.
Белла холодно уставилась на нее.
— Просто делай, что сказано, и веди машину. И, бога ради, побыстрее! — добавила она, еще сильнее прижав кончик ножа к бедру Шарлотты, так что та вздрогнула от боли.
Шарлотта отчаянно высматривала на дороге другие машины, но не могла придумать, как привлечь их внимание, чтобы не заметила Белла. Возможно, если превысить скорость, им повезет встретить полицейскую машину, которая их остановит. С этой слабой надеждой она надавила на педаль газа и поехала быстрее.
— Элоди, да заткнешься ты наконец?! — вдруг заорала Белла, подтверждая подозрение Шарлотты, что, несмотря на внешнее спокойствие, она нервничает и не знает, что делать.
Шарлотта не знала, должно ли это открытие ее встревожить или, наоборот, успокоить.
От крика матери Элоди расплакалась еще сильнее. Белла повернулась назад и закатила глаза.
— Боже мой! — пробормотала она, потом снова посмотрела на Шарлотту, и нож прижался еще сильнее, проткнув джинсы и болезненно впившись в кожу. — Так, я перелезу на заднее сиденье, но даже не думай что-нибудь выкинуть, или я перережу тебе глотку.
Угроза, произнесенная на удивление будничным тоном, прозвучала еще более зловеще, чем если бы Белла выкрикнула ее, и сердце Шарлотты
