тем, кому ты был однажды предназначен?
И в следующий момент всё тело Яна онемело, будто бы разом обратившись в камень, и густой, отвратительно жужжащий, словно разбуженный улей, рой омерзительных чешуйчатых существ обрушился на него с порванного на мелкие лоскуты неба.
Бесчисленные многокрылые твари с громким стрёкотом замелькали над неподвижно запрокинутой головой; они вились перед отказывающимися закрываться глазами, стаями залетали в безжизненно приоткрытый рот, ползли по коже и забирались в уши, и крошечные разряды маленьких шаровых молний мерцали возле их тонких блестящих жал.
Сотни этих жал длинными медицинскими иглами впились в не способное больше сопротивляться тело, и Ян, лишь на пару мгновений вновь обретя способность двигаться, скорчился на грязной ледяной земле посреди этого смертоносного роя, не имея возможности ни жить, ни умереть.
Только – принимать.
И ни единого шанса не было выбраться из этой чудовищной мясорубки, из водоворота, в который засасывала его страшная, непроницаемая тьма…
Ян попытался зажмуриться, но не перестал видеть ни искромсанного лунными лучами неба, ни безглазым червём извивающегося в нём разъярённого роя, похожего на чей-то разорванный в ужасном крике рот.
– Не прячь глаза, смертный…
И всё повторилось ещё раз.
И ещё бессчётное количество раз.
«Не могу больше, – прошептало окровавленным ртом то, что Ян когда-то считал собой. – Я не могу больше…»
«Это только твои собственные страхи», – слабым солнечным зайчиком сверкнуло вдруг где-то глубоко-глубоко внутри груди.
Жёсткий, твёрдый, уверенный голос…
«…наказания, которые ты придумал себе сам. Твоя жизненная энергия, направленная против тебя же…»
Чьи-то жадные лапы уже проникли в его тело, выворачивая наизнанку внутренности, чья-то жадная глотка зияющей раной разверзлась над Яном, чтобы проглотить, раскрошить стальными зубами кости и сожрать его всего по кусочку…
«Разорвать связь возможно, если у тебя достаточно на это сил…»
«Я отказываюсь от своей клятвы», – мужчина произнёс это лишь про себя, потому что давно отнявшийся язык не желал ему больше повиноваться.
Жуткая гадина, сплошь состоящая из тысячи тысяч раскалённых шипов, распахнула над его головой бездонную зловонную пасть.
Сердце зашлось от ужаса.
Ян весь сжался, готовясь к очередной волне мучительных конвульсий…
…и неожиданно не почувствовал боли.
Могучие челюсти сомкнулись на его горле – и вдруг прошли сквозь тело, зыбким невесомым туманом растворяясь в ослепительном лунном свете. Палящий жар кругом обернулся прохладой, и тело окунулось в эту прохладу, вновь обретая чувствительность, – окунулось куда-то на самое дно…
…туда, где в лучах яркого, ласкового солнечного света бывают видны ракушки, и снующие золотистые рыбёшки, и мелкие песчинки…
Опираясь дрожащими руками о край бетонного могильного цоколя, Ян рывком поднялся на ноги. Его шатало, как былинку на ветру, но он всё же выпрямил спину, опуская руки вдоль туловища, – и вдруг затрясся всем телом, не в силах сдержать болезненный, истерический смех, больше походящий на протяжные всхлипы:
– У меня ведь сильное сердце, так? Сколько раз… сколько раз ты говорил это мне… – запинаясь, выговорил он, глядя на тёмную фигуру перед собой, казавшуюся теперь совсем нечёткой сквозь пелену выступивших на глазах слёз. – Ты за три года не свёл меня с ума, так почему ты решил, что сейчас что-то изменилось? Мне безразличны, безразличны все эти… галлюцинации…
С каждой секундой это становилось всё проще: в нём как будто забилось новое сердце, и это сердце стучало в такт не с повелениями рассудка, а с зовом чего-то совсем иного, глубинного и необыкновенно властного.
И Ян наблюдал за собой теперь словно со стороны, ни на секунду не переставая слышать этот несмолкающий зов, за которым были уже почти совсем не слышны гаснущие голоса порванной на жалкие кровавые ошмётки тьмы.
Гигантская угольно-чёрная волна попыталась погрести мужчину под собой – и в следующий момент с глухим вздохом опала, не в силах к нему прикоснуться, потекла по усыпанной листьями земле между заброшенными могилами длинной изогнутой змеёй.
Змея обвила тело Яна множеством раскалённых обручей, с мерзким шипением приближая к его лицу плоскую треугольную морду – и тут же очертания сдавливающего грудь чешуйчатого тела померкли и стали таять, превращаясь в колечки прозрачного сероватого дыма.
Еле заметное мерцание окружило его тело, а потом небо над Яном разорвалось, не выдерживая собственного веса. Капли неба поползли по его коже, смывая со щёк горячую горькую влагу, и Ян не понимал уже, слёзы это или кровь… впрочем, разве слёзы – это не кровь души? Может быть, это просто его душа уже жаркими каплями медленно стекала сейчас вниз и падала на раскисшую землю, смешиваясь с шумными, всё усиливающимися дождевыми потоками?
…Ян замер неподвижно, мокрый до нитки; с волос и с одежды струйками сбегала вода.
Дрожа от холода, он услышал, как слабо посвистывает ветер в кронах деревьев, и понял, что мир вокруг снова стремительно делается осязаемым и чётким: лунные блики, отражающиеся в покрывающих узкую тропку лужах под ногами, набрякшие от влаги ветви старых лип, тёмными облаками застывшие над головой, высокие серебристые ели вдалеке, поблёскивающие в тусклом свете фонарей у самых кладбищенских ворот…
Вот только существо с рельефными, мраморно-белыми драконьими лапами и тлеющими углями обведённых чёрным глаз никуда не исчезло.
Монстр стоял напротив Яна, сплетя перед грудью огромные полузвериные ладони с вытянутыми узловатыми пальцами, и прозрачные капельки дождя струйками сбегали по его тёмным крючковатым когтям.
– Значит, ты считаешь, что я больше не в силах тебя подчинить? – зловеще прошелестело у мужчины в ушах. – Что ж… я ведь могу позвать сюда и кого-нибудь более материального. Того, кому можно будет отдать твоё слабое человеческое тело, а не только твой разум. Хочешь этого?
Дождь кончился так же быстро, как и начался. Монстр коротко взмахнул покрытой жёсткой чешуёй рукой; незримые лезвия глубоко располосовали Яну левую щёку, и тот почувствовал, как по коже вниз торопливо поползли частые капли липкой горячей крови.
– Больно, верно? Покровитель всегда вправе убить ослушавшегося раба. Этому ты веришь, Янек?
– Пусть так. Я не боюсь смерти…
– Ты стал таким храбрым, Янек… А как насчёт того, что ждёт тебя пос-сле смерти? За чертой? За то, что ты не сберёг свою душ-шу?
На мгновение на Яна вновь нахлынул неодолимый леденящий страх, сотней колючих иголок впившийся ему в затылок. «Знаешь, как люди говорят, Янек: когда человек спешит – радуется дьявол». И не будут иметь покоя ни днём, ни ночью поклонявшиеся зверю и образу его…
– …и принимавшие начертание имени его, – вкрадчиво прозвучало совсем рядом. – Так ведь, Янек?
Ян, оказывается, стоял уже, прижимаясь спиной к покрытой побегами высохшего плюща кирпичной стене кладбища, а кошмарная
