Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
крылья и почувствовать свою нужность. Востоковед приобрел популярность в военном ведомстве США, которое часто обращалось к нему за консультациями по вопросам японских религии, культуры, истории, традиций и образования.
В июне 1945 года у Сержа состоялся разговор с сотрудниками департамента стратегической службы.
– Профессор Елисеев, если б речь шла об использовании некоего новейшего оружия с небывалой силой поражения, какие бы японские города с Вашей, востоковедческой, точки зрения следовало бы включить в список мест первого использования? Президент Трумэн предлагает Киото, Хиросиму, Иокогаму, Кокуру, Ниигату. Ваше мнение?
– Каким образом в этот список попала древняя столица Японии?
– Киото является важнейшим центром различных отраслей промышленности.
– Киото необходимо исключить! Нельзя просто взять и уничтожить культурное богатство! Это достояние не только Японии, всего мира!
– Японцы должны понести суровое наказание за Перл Харбор. Этот удар должен заставить их капитулировать!
– Все понимаю, но только не Киото! Передайте Трумэну, что война в любом случае закончится и нужно будет как-то выстраивать с Японией отношения. Свою древнюю столицу они нам не простят!
– Допустим, но тогда нужен город на замену…
– Это уж Вы сами. У Вас же были какие-то критерии – большие порты, крупные промышленные центры…
Сергей не питал иллюзий, но президент США все же прислушался к его мнению. Киото не бомбили.
Хотя народ в США встретил бомбардировки атомными бомбами Хиросимы и Нагасаки ликованием, Серж чувствовал себя ужасно. Будто он мог спасти и эти города тоже, но не сделал этого. Американцы внушили себе, что ядерные удары по Японии были необходимы, чтобы подтолкнуть страну Восходящего Солнца к капитуляции и сократить жертвы со стороны военных США. Но у Елисеева было другое мнение, которое, однако, он предусмотрительно держал при себе. Не дай Бог навлечь на себя гнев демократии.
XVII
После второй мировой войны в ходе допросов нацистских офицеров вскрылись некоторые тайны немецкой разведки, которые относились к еще дореволюционному периоду.
Григорий Григорьевич летел домой, насколько мог мчаться восьмидесятидвухлетний старик. Ему не терпелось поделиться новостями с Верой Федоровной.
– Верочка, ты не поверишь! Помнишь жандармского полковника Мясоедова? Немецкая разведка подтвердила, что он никогда на них не работал, и его казнь была ошибкой, которая несомненно только сыграла им на руку, ведь он был их постоянной головной болью! Помнишь, я же говорил, что дело сфабриковано! Императрица тоже настаивала на его освобождении! Ах, Николай Николаевич! Взял и казнил невинного человека! Вот вам и главнокомандующий! Натворили дел, что не одно поколение будет расхлебывать… Петя не дожил, ему было бы интересно узнать. Мы с ним это дело обсуждали.
Вера Федоровна продолжала сидеть в кресле у окна, не шелохнувшись. Роман, который она читала, лежал на полу рядом. На секунду Григорию показалось, что жена заснула.
– Верочка?
Он подошел к ней и увидел, что супруга мертва.
Григорий Григорьевич еще никогда, даже в самые худшие минуты своей жизни, не чувствовал себя таким потерянным. Он совершенно не был готов к тому, что Вера уйдет раньше. Она ведь была на двадцать лет моложе. Мир вокруг стал сразу пресным, потерял запахи, вкусы и цвет. Еще два года Гриша просуществовал как во сне, не понимая, как его могла бросить Вера.
Вскоре он слег и больше не вставал до самой кончины.
В январе ему приснился сон, будто он с семьей отдыхает в Привольном. Стоял солнечный летний день. Гриша на велосипеде застыл на краю холма. За ним остались Сережа, Коля и Шура. Где-то позади них крутила педали крошечного детского велосипеда маленькая Мариэтта. Мария Андреевна и Гуля с Петей уже спустились с горы и звали его вниз. Вдруг к ним присоединились брат с Еленой Ивановной и племянницей Лизой. Затем отец с матерью. И, в конце концов, покойная сестра Елизавета. Все махали ему, призывая ехать вниз. Долю секунды Гриша сомневался, а потом оттолкнулся и помчался на велосипеде вниз по холму. Ветер обдувал лицо, казалось, за спиной выросли крылья. Он снова почувствовал то ощущение свободы и полета, вспомнил, как когда-то был счастлив. Сердце рвалось из груди. Когда Гриша спустился, он обернулся на оставшихся на холме детей. Над стоящими там Сережей, Колей и Шурой в небе взошли три ярких солнца.
– Вера, я понял, что значили три солнца, – Григорий Григорьевич в бреду схватил руку сиделки: – В живых останутся три сына! Три сына, три победоносных солнца… Я должен был тогда понять, должен был спасти Гулю с Петей…
Постепенно его бормотание становилось все тише, и вскоре он издал свой последний вздох.
Эпилог
Через несколько лет после смерти Григория Григорьевича его потомки в СССР получили извещение о наследстве, оставленном во Франции. Каждого из них вызвали на разговор в Министерство государственной безопасности, где популярно объяснили, что от богатств лучше отказаться в пользу страны. Так Елисеевы и поступили, получив небольшие в сравнении с наследством суммы, на которые смоги приобрести себе автомобили, что само по себе было роскошью для советского человека.
После смерти Сталина, в хрущевскую оттепель Гуля и Петя были реабилитированы.
Мариэтте разрешили поездку в Париж к брату. Она приехала весной, в по-Ренуаровски фисташково-розовый город. Пожилая женщина с любопытством разглядывала витрины магазинов и кафе Парижа. В ней всплывали какие-то смутные воспоминания из детства, которые уже не казались реальными. Будто это был лишь сон.
Когда Мария Григорьевна увидела брата, она поразилась, насколько он стал похож на отца. Породу сразу выдавали фирменные Елисеевские лучистые глаза. Серж так же пополнел к старости, и, как Григорий Григорьевич, был явно доволен сам собой. Верочку, свою бывшую учительницу французского языка, Мариэтта, наверное, не узнала бы. Лишь только ее восхищенный взгляд на супруга оставался неизменным.
В коридоре стояла инвалидная коляска.
– Пару лет назад был острый приступ уремии. Очень серьезный, но все позади, – прокричал сестре Серж, поймав ее вопросительный взгляд. Он становился глуховат.
Брат с сестрой долго сидели. Никак не могли наговориться. Сережа рассказал, как год назад умер Коля. Вспомнили Шуру, который ушел рано, в пятидесятые. Вероятно, сказалась работа с рудой. Не говорили лишь об отце.
На следующий день Мариэтта сообщила родственникам, что пойдет побродить по магазинам. Мол, обещала привезти знакомым сувениров. А сама отправилась на русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, где хоть и не рядом были похоронены Григорий Григорьевич и Николай. Она хотела постоять у могил, подумать, поговорить с отцом. О своих планах Сергею сказать не осмелилась. Боялась, что он рассердится на нее, как раньше.
У заброшенного серого надгробия отца Мария Григорьевна почувствовала огромное облегчение. Ссор и недоразумений словно и не
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
