вон там, наверху!
Вконец запыхавшийся Наврус наконец остановился и поднял взгляд. По краю скалы над лагерем бежали Иоанн, его телохранитель и какая-то девчонка, а за ними гнались трое преторианцев с явно нехорошими намерениями. Эйфория мигом улетучилась из головы Фесалийца, и включился на время забытый стратилат Великой армии. Сбросив опостылевший шлем и запустив пальцы в промокшую от пота шевелюру, он повернулся к ни на шаг не отходящему от него Понцию.
— Наш император в опасности! Возьми десяток бойцов, и я хочу увидеть головы тех, кто посмел поднять руку на базилевса!
Глава 24
В то время, как весь лагерь Великой армии гудел потревоженным ульем, в шатре Варсания Сцинариона, казалось, ничего не изменилось. Шум извне доносился сюда приглушенным и каким-то обыденным, словно шорох деревьев в лесу или рокот прилива. В полумраке шатра стояла умиротворяющая тишина. Два больших бронзовых подсвечника освещали только рабочий стол и самого логофета, склонившегося над бумагами. Все эта безмятежность была лишь видимой частью айсберга — на самом же деле в палатке сейчас кипела напряженная работа, связывающая отдельные события в единую сеть, которая должна определить будущее империи. Сюда, в шатер главы имперской канцелярии, непрерывным потоком текла информация ото всех частей огромной армии. Информаторы Сцинариона писали короткие донесения и, чтобы не раскрыться, закладывали обрывки пергамента в назначенные тайники, затем доверенные курьеры изымали послания и несли их секретарю логофета, а тот, отсеивая ненужное, подавал их на стол самого Варсания. Эта невидимая карусель крутилась быстро и бесперебойно, как хорошо смазанная, неутомимая машина.
Варсаний развернул узкую полоску пергамента, скрученную трубочкой. Корявый почерк, пляшущие буквы, написанные неверной рукой: «Наврус призывает имперские легионы к бунту».
Отложив донесение, логофет посмотрел на дрожащее пламя свечи.
— Что же, это было предсказуемо, — еле слышно произнес он вслух. — Пожалуй, для них это единственно возможный выход.
Его пальцы разгладили следующий смятый клочок бумаги, разбирая спешно написанные слова: «По приказу августы преторианцы грузят имперскую казну. Она с братом хочет покинуть лагерь через южные ворота».
— Занятно! — Варсаний перевел взгляд на разложенную на столе карту и проследил начерченную пунктиром дорогу от южных ворот к тракту на перевал. — Хотят сбежать? Нет, это глупо! Зоя не настолько безумна.
Неожиданно его взгляд зацепился за четыре нарисованные палатки, означающие расположение диких легионов, и Сцинарион не удержал одобрительного восклицания.
— Браво, августа! Неплохой ход!
В такие моменты он был бесстрастен, оценивая только поступки своих потенциальных врагов и союзников. Решение Зои сделать ставку на варваров было оригинальным и непредсказуемым, оно в корне меняло всю ситуацию, и он тут же принялся просчитывать варианты дальнейшего развития событий. В первую очередь перед ним вставал вопрос — где следует быть ему, логофету имперской канцелярии? С золотом армии или с мятежным императором?
Подумав с секунду, Варсаний выделил для себя две главные цели: не допустить централизации власти ни у одной из сторон и не позволить разгореться между ними кровавой бойне. Ситуация должна быть стабильно вязкой и неустойчивой, удобной для вмешательства Феодоры.
«Исходя из этого, — решил он для себя, — я должен быть вместе с менее предсказуемым противником. С Наврусом и Иоанном я всегда смогу договориться, независимо от принятой официально позиции, а вот с Василием и Зоей — сложнее. Лучше быть поближе к источнику нестабильности, а это значит, надо спешно собираться, оставлять насиженное гнездо и опять отлаживать весь механизм на новом месте».
Поднявшись, Варсаний уже хотел позвать секретаря, но тут его взгляд привлекло еще одно послание. Развернув его, он прочел поступившее утром донесение из Сардогада: «Хозрой отправляет свою дочь Ильсану в Ибер».
— Вот так вот! — прошептав, он вновь опустился в кресло и задумался. — Что это значит? Царь Сардии отдает Муслиму в жены свою любимую дочь. Что ему дает такой ход? Ничего! Султан не решится на войну с империей ради женщины — у него их и без того более чем достаточно. Или решится? Тут явно недостает информации.
Сцинарион был из тех людей, что не зацикливаются на решении только одной задачи, какой бы сложной она ни была. Новая головоломка закрутилась в извилинах его мозга вместе со всеми прочими, и из-за жесткой нехваткой времени он решил действовать кардинально. Какие бы последствия не нес за собой союз Сардии и Ибера, все они были невыгодны империи, поэтому надо выбить краеугольный камень этого союза, надо устранить принцессу Ильсану или по крайней мере не позволить ей достичь Ибера.
Рука логофета сама потянулась к колокольчику вызвать секретаря. А позвонив, он пробурчал, успокаивая себя: «Ничего, время еще есть».
В щели приоткрывшегося полога появилась голова секретаря, и Варсаний поманил его пальцем.
— Подойди! Напомни мне имя того сотника, что выполнял мое поручение в связи с посольством братства Астарты.
Сцинарион отлично помнил имя сотника, но это была его обычная манера общения с доверенными людьми: те, по его мнению, должны были помнить всю информацию, что когда-либо проходила через них.
Секретарь, не задумавшись ни на секунду и не изменившись в лице, произнес:
— Лава Быстрый, комит первой вспомогательной сотни первого имперского легиона.
Удовлетворенно кивнув, Варсаний поднял глаза на своего помощника.
— Найди мне его, быстро!
В ответ секретарь замялся.
— Вы же знаете, мой господин, у этого варвара нет больше сотни, она…
Прерывая на полуслове, логофет одарил того ледяным взглядом. Обсуждения своих приказов он не выносил, как и сомнения в том, что хоть какая-то мелочь могла затеряется в его голове.
— Выполняй! — Варсаний впился глазами в побледневшее лицо. — Найди мне его немедленно!
* * *
Все нехитрые пожитки уже были собраны в тюки и приторочены к седлам заводных лошадей. Оставалось лишь взлететь в седло и тронуться в путь.
Лава подошел к своей походной кобыле и, схватившись за луку седла, оглянулся в последний раз на лагерь. Что-то явно происходило. Над имперскими легионами гремел запрещенный марш, и вообще, казалось сама атмосфера вокруг пропиталась тревогой и грядущей грозой, но все это уже было не его заботой. Эта жизнь оставалась в прошлом, и неизвестно, вернется ли когда-нибудь он к ней обратно. Лава проверил подпруги, так, на всякий случай, и тут кобыла, переступив, болезненно дернула ногой. Такие моменты сотник не пропускал. Нагнувшись он осмотрел копыто и поднял гневный взгляд на Кота.
— Это что такое, Рыжий?
Что случилось, Ранди объяснять было не надо.
— Лава, честное слово, с утра
