Роберта тоже кивнула. У нее было такое же ощущение.
— Дьявол молчал с момента появления метчиков. Почему он появился после тридцати лет молчания? — спросила она.
— Черт подери, потому что его вызвали!
— Вы сторонник теории, что слово создает объект? — удивилась Роберта.
— Почему бы и нет? Помните о расследовании, проведенном Переписью по поводу Палладио. Имея на руках анкету, но ни разу не встретив графа, поверили ли бы в его существование?
— Реальность и выдумка — вещи очень разные…
— Подождите, — перебил ее профессор, увлекшись своими рассуждениями. — Мне пришла в голову чуть сумасшедшая мысль. А если договоры, собрание «Кадрили» послужили напоминанием того, что Дьявол среди нас…
— Хотите сказать, что он устроил возможность своего вызова в будущем, если о Нем перестанут говорить?
— А ведь так и случилось, не так ли? Кто, как не Он, предложил договоры убийцам? Он просто обеспечил себе тылы. Простой вопрос выживания.
Теория выглядела соблазнительной. Почти такой же, как сам Роземонд.
Профессор встал, ему пора было уходить: вскоре начиналась инаугурационная сессия нового учебного года…
Колдунья схватила его за рукав и притянула к себе. Они поцеловались. Земля на мгновение перестала вращаться. Роземонд выпрямился, ощущая, что проснулся после восхитительного сновидения.
Ему надо было идти.
Он ушел не заплатив, что не походило на него, вышел из кафе, пятясь, пересек улицу, показывая, что позвонит Роберте. И все еще улыбался, когда проходил под портиком университета.
— За мой счет, — сказал Эжен Буйотт, когда она хотела заплатить.
Колдунья вернулась домой пешком. И нашла свою квартиру храмом истинного домашнего счастья. В кои веки в нем было тепло и убрано. Занзибарский глаз сиял.
Она изготовила себе блюдо по древним алхимическим кулинарным рецептам, — милан из лепестков мандрагоры, которое особенно ей удавалось. Корневище, которое ей дал Штруддль, было удивительно свежим. Потом устроила себе сиесту, лежа в компании с подобревшим и мурлыкающим Вельзевулом. Кот еще никогда так не ласкался. Вторую половину дня она провела за вязаньем, положив на радиатор ноги в тапочках тех же цветов, что и пончо из Теночтитлана, заштопанное в местах, где его когтями прорвал лев.
Колдунья залюбовалась крышами города, золотыми в лучах заходящего солнца. Попугай дремал на своем насесте, а Густавсон — в коробке, наполненной шерстью. Вельзевул устроился у нее на коленях. На сердце у нее было тепло.
Наконец, думала она. Наконец…
Радио было включено. Новости; потом квартиру заполнили звуки целой армии скрипок. Роберта вдруг очнулась от мечты, в которую ее погрузили сумерки.
— Вы слушаете Резу в исполнении Перси Файта и его оркестра.
Она откинулась на спинку кресла и отдалась волшебству. В глазах все расплылось. Вместо квартиры возник занавес равномерно зеленых джунглей. Щемящие звуки скрипок доносились отовсюду. Перед Робертой в ритме музыки качались пальмы. За кустами папоротников возникло пианино. Музыка взмывала в небо. Колдунья приближалась к сцене. Зелень джунглей стала ярче, взорвалась и скользнула по ее бокам, как два полотна сказочного занавеса.
Колдунья купалась внутри Перси Файта так, как никогда этого не случалось раньше.
К небу возносилась лестница из розовых ступенек, она вращалась, и на каждой ступеньке стоял трубач. Роберта вприпрыжку понеслась вверх по винтовой лестнице, ощущая, как ритм становится частью ее самой. Три желто-цыплячьих взрыва отметили новый отрывок. Кучевые облака лениво сопровождали лестницу в ее вихревом движении. Сто скрипачей в белых смокингах бросали в бесконечность оглушительные всплески нот.
Появился Мартино на своем биплане тигровой расцветки. Он рукой помахал Роберте и удалился, таща за собой белый шлейф шарфа.
Наконец она добралась до вершины лестницы. Сумерки превратили небо в пылающую палату. Тона сливались в идеальный розовый цвет.
Господин Роземонд ждал ее в костюме леопарда с двумя джин-вермутами в руке. Колдунья бросила тапочки в бездну, исполнила пару па калипсо и слилась со своей химерой.
