и приводят себя в порядок после дороги перед тем, как войти в бальный зал. Испытывая необычайное, волнительное томление в груди, я прошла эту комнату, не сняв шубы, и направилась дальше в зал. По ходу отметила удивительную тишину для этого места в такой час. А куда делись все – лакеи, швейцары, музыканты, официанты?
Двустворчатая дверь, ведущая в главный зал, открылась сама по себе, впуская меня внутрь. Просторное помещение с высокими потолками и излюбленной на Эсфире прозрачной крышей, через которую виднелось зимнее небо, встретило меня тихой музыкой, льющейся словно отовсюду, падающим иллюзорным снегом и лепестками цветов. Убранство зала завораживало своим сочетанием, казалось бы, несочетаемого – весенних цветов и зимних праздничных украшений. С потолка свисали тонкие гирлянды из цветков лирелий, белых роз и нежно-пастельных пионов. На тонких серебряных и золотых цепях, покрытых инеем, висели йольские венки из хвойных веток с вплетенными в них красными бутонами пионов, золотыми елочными бусами и разноцветными магическими огоньками в стеклянных шариках. Через прозрачную крышу виднелось зимнее небо, которое постепенно вечер завоевывал у дня. На темнеющем полотне небосклона загорались звезды.
Посмотрела под ноги и обнаружила, что даже пол был изменен с помощью магии иллюзий, – на месте деревянного паркета нынче красовался зеленовато-голубой прозрачный лед, словно у замерзшего водоема. Кое-где тонким слоем, чтобы не мешать танцующим гостям бала, лежал такой же иллюзорный снег, который не таял, лишь в углах образовывая небольшие сугробы. В воздухе витал совершенно невероятный букет ароматов – весенние цветы, среди которых я безошибочно улавливала нотки своих обожаемых лирелий, и хвойно-цитрусовые нотки зимы, так напоминавшие мне парфюм моего нитар. Невольно уловила во всей этой окружавшей меня картине некий символизм – единение того, с чем мы невольно ассоциировались друг у друга. На балконе для оркестра все было готово и расставлено для игры, но музыкантов там не наблюдалось. Великолепно украшенный зал оставался пустым.
– Эрик! Ты здесь? – позвала я своего нитар, посмотрев наверх.
Там, на втором уровне, находилась площадка для отдыха с приглушенным освещением, диванчиками и кофейными столиками за укромными загородками. Мой голос отразился эхом от стен. За разглядыванием убранства зала я умудрилась позабыть о наказе Вальгарда выйти в дверь, ведущую в сад. Едва я подумала об этом и направилась к ней, как высокие створки отворились сами собой, впуская в просторный теплый зал частичку уличной стужи и хлопья настоящего снега, которые тут же растаяли. В проеме виднелся сад, светящийся такими же йольскими цветными огнями, как и деревья в парадной части усадьбы. Сгущались сумерки, небо затягивало снежными тучами, и, несмотря на все переживания последних дней, сейчас в моей душе царило приятное, радостное томление. Выйдя на крыльцо, я окинула взглядом сад, подсвеченный огнями и выглядевший сейчас словно праздничная открытка. Вдалеке раскинулось остывшее зимнее Сапфировое море.
– Я здесь, свет мой, – раздался знакомый голос с вкрадчивыми интонациями, и, обернувшись, я увидела Эрика, стоявшего в круглой садовой беседке-шале.
И то ли огни гирлянд, опутавших колонны и свисавших с крыши, отражались в его глазах, то ли впрямь в них, таких озерно-чистых, сияли загадочные искорки, мое сердце взволнованно затрепетало в груди. Спустившись со ступенек беседки, мой нитар призывно протянул ко мне руки. Я ускорила шаг и оказалась в его уютных объятиях. Как же в них хорошо и спокойно!
– Как тебе убранство зала? – глухо прозвучал его голос, потому что Эрик уткнулся мне в макушку.
– Очень символичное, – ответила я, улыбнувшись.
– Мне отрадно, что ты это заметила, моя догадливая девочка, – промолвил он и ласковым, невесомым прикосновением очертил мой подбородок, слегка его приподняв, чтобы наши глаза встретились.
Сердце мое, казалось, сошло сейчас с ума, и наверняка Эрик, обладая тонким слухом, это знал. Его лицо озарила довольная улыбка.
– Куда ты спрятал всех помощников? – спросила я, вспомнив пустой и тихий двор.
– Весь персонал, который должен быть здесь этим вечером, – музыканты, официанты, лакеи, осветители, церемониймейстер и многие другие, уже приехали либо в пути. Мои созданные – Оля и Стефан – встречают их и провожают в дом. Все для того, чтобы мы с тобой могли немного побыть наедине в окружении всей этой красоты. Сегодня на нас будут устремлены сотни глаз и неусыпное внимание, поэтому сейчас мы можем просто делать все, что заблагорассудится, пока нас не ограничивают строгие рамки этикета. Все самое главное уже готово к балу. А то, что осталось, успеется. Давай насладимся этим мгновением только вдвоем.
Крупные хлопья снега срывались с неба. Глаза Эрика смотрели на меня с такой нежностью и лаской, рождая внутри меня ответную волну тепла. Совсем некстати вспомнился сегодняшний тревожный сон, который непременно стоило рассказать Эрику. Но как же мне не хотелось портить такой романтичный момент! Сделаю это позже. А сейчас я просто желала запомнить каждое мгновение. Вновь посмотрев на Эрика, не смогла сдержать счастливой улыбки.
– Как думаешь, гости догадаются о символизме сегодняшнего убранства в бальном зале? – поинтересовалась я.
– Думаю, что самые близкие нам с тобой, конечно, догадаются, – промолвил Эрик, хитро глядя на меня. – И я совершенно не стесняюсь этим самым символическим жестом признаться им, как ты мне дорога. А все остальные просто решат, что у меня оригинальный подход к праздничному декору помещений.
От его признания в душе разлилось приятное тепло. Эрик взял мои руки в свои, согревая их дыханием. Прикоснулся горячими губами к запястьям, рождая в моем теле тягучее, маетное, сладостное чувство. Его взгляд сейчас, казалось, проникал в мою душу, достигая ее самых потаенных глубин.
– Я просто хочу, чтобы ты, Герда, знала – я никогда не забывал тебя все эти годы, пока твоя душа находилась в Небесном мире. Даже несмотря на то, что в те давние времена такая привязанность была редким явлением. И даже в моменты приступов отчаяния, когда мне казалось, что наша новая встреча – это что-то невозможное, у меня и мысли не возникало оставить память о тебе и перестать надеяться, найдя счастье с другой женщиной. Я бы ни за что не полюбил. Долгие столетия память о тебе согревала меня. Часть тебя всегда была жива, всегда дышала во мне и дарила утешение душе. В тот роковой день тебя у меня отобрали, но здесь ты осталась жить навеки, – и с этими словами он прижал мою ладонь к своей груди, где неистово билось его горячее сердце. – Встретить свою родственную душу – это величайший дар небес, и величайшее проклятие – однажды этого дара лишиться. Я не устану благодарить Богов за то, что мне тебя вернули. Чего только я не пережил за эти сотни лет! Где я только не бывал, но всегда, неизменно мне так тебя не хватало! Я до сих пор не могу до конца поверить, что наконец-то ты есть в моей жизни. Живая, настоящая… Все такая же желанная. И по-прежнему моя.
В мгновение ока Эрик сгреб меня в охапку, крепко прижав к себе, и с неистовым рвением завладел моими губами. Несдержанный и жадный поцелуй, жесткие мужские губы, накрывшие мой рот, и настойчивый язык… Я растаяла. Волны тепла окутывали мое тело, рождая где-то в глубине томительный трепет и приятную тяжесть. Голова шла кругом, ноги слабели, и, наверное, я бы уже упала, если бы не сильные руки моего нитар, что надежно держали меня в своих спасительных объятиях. Как же мне хорошо рядом с ним! Спокойно и уютно, словно морскому ветру в тихой гавани. И вместе с тем – обжигающе-страстно и мучительно-сладко от горящего в крови желания. И только с ним я познала, каково это… Неохотно оторвавшись от моих губ, он внимательно на меня посмотрел. Его взгляд стал серьезным, без тени улыбки.
– Герда… Давай поженимся? – промолвил он хриплым голосом. – Я хочу, чтоб мы были семьей. Снова.
Мое сердце совершило кульбит, и в этот момент я словно забыла, как дышать. И ведь в глубине души зрело предчувствие, что все это неспроста – убранство зала, наша встреча здесь наедине, но я запрещала себе об этом
