Он замерз.
Не от холода, шедшего от пола, — от страха, от того, что не хватало сил выдержать мысли о собственной смерти.
Заключенный рядом с ним снова начал с ненавистью угрожать, снова ухмылялся. Наконец Хоффманн принес тряпку с какого-то верстака, заткнул тому рот, и слова превратились в ничто.
Оба не шевелились, даже когда он на время оставлял их. Деловитые шаги к дальней, стеклянной стене, внутреннее окно в кабинет. Мартин, вывернув шею, мог разглядеть, как Хоффманн ходит в комнатушке, как наклоняется к письменному столу и берет что-то, издалека похожее на телефонную трубку.
Губы двигались медленно. Узкие напряженные губы, растрескавшиеся, почти израненные.
«Я».
Они переглянулись, кивнули.
Оба поняли, как движения губ формируют первое слово.
— Дальше.
Оскарссон стоял возле Берга в тесной будке, усердные пальцы нажимали на кнопки повторного проигрывания, покадрово. Рот заполнил весь экран монитора, они тут же различили четыре гласных — губы полностью разъединились.
Первая — «и», вторая — «у», третья «ю».
— Ты видел?
— Да.
— Еще раз.
Все стало так ясно.
Три слова. Злость, с которой складывались губы, словно выплескивалась на них с монитора.
«Я их убью»
Дрожали руки. Все произошло так неожиданно. Пришлось положить трубку на стол.
Если ему ответят.
Если ему не ответят.
Он посмотрел через внутреннее окно на помещение мастерской, на этих голых, все еще на коленях, неподвижных. Остатки вчерашнего кофе в фарфоровой чашке посреди стола; он опустошил ее. Остывший и горький, но хоть какой-то кофеин.
Пит еще раз набрал номер. Первый гудок, второй, он ждал, там ли она, остался ли у нее прежний номер, он не знал, он надеялся, вдруг она…
Ее голос.
— Ты?
Как же давно это было.
— Сделай то, о чем мы договаривались.
— Пит, я…
— Именно то, о чем мы договорились. Сейчас же.
Он нажал «отбой». Ему не хватало ее. Как ему ее не хватало!
Он не знал, там ли она еще, ради него.
Синие отблески мигалки становились все ярче, все отчетливее, вскоре они пробьются через перелесок, отделявший шоссе от дороги, ведущей к Аспсосской тюрьме. Леннарт Оскарссон стоял рядом с полицейским инспектором Рюденом на парковке перед главными воротами, когда приблизились два черных тяжелых джипа. Дежурная группа спецназа двадцать пять минут назад покинула штаб-квартиру в Сёренторпе, что в Сольне. Тяжелые машины еще не успели остановиться, а из них уже посыпались люди — девять одинаково одетых мужчин в высоких черных ботинках, темно-синих комбинезонах, трикотажных масках, защитных очках, шлемах, огнеупорных перчатках и в бронежилетах. Рюден подбежал поздороваться с длинным, худым, который спрыгнул с пассажирского сиденья первой машины. Это был командир группы Йон Эдвардсон.
— Там. Вон та черная крыша. Самый верхний этаж.
Четыре окна в здании возле внешней стены; Эдвардсон кивнул. Он зашагал туда, и Оскарссон с Рюденом почти бежали, чтобы успеть за ним. Они оглянулись — те восьмеро следовали за ними, пулеметы в руках, двое с особыми дальнобойными снайперскими винтовками.
Прошли центральный пост и административное здание, дальше — в открытые ворота в следующей стене, той, что была чуть дальше и делила всю тюрьму на участки, одинаковые квадраты с одинаковыми L-образными трехэтажными зданиями.
— Корпуса «G» и «H».
Оскарссон подошел ближе к внутренней стене, здесь был хороший обзор и в то же время люди находились под ее защитой.
— Корпуса «E» и «F». — Он указал на помещения, в которых сидели долгосрочники. — Корпуса «C» и «D».
Шестьдесят четыре камеры и шестьдесят четыре заключенных в каждом корпусе.
— Обычные заключенные. Особый сектор, где сидят осужденные за изнасилования, сейчас они в другом отделении тюрьмы. У нас возникли небольшие проблемы — после того, как один неправильный заключенный перешел дорогу другому.
— Корпуса «А» и «В». По отделению в каждом крыле. Корпус «В» развернут в другую сторону. Хоффманн пару раз показывался в большом окне, которое выходит на луг, на церковь — вон ту, Аспсосскую церковь. У меня есть свидетельства двух охранников, оба совершенно точно видели его, в разное время.
Серый бетонный бункер, кубик из «лего», уродливый, жесткий, молчащий дом.
— В самом низу — изолятор строгого режима. Принудительный изолятор. «В1». Именно там Хоффманн захватил заложников. И оттуда бежал.
Они остановились в первый раз после того, как спецгруппа покинула машины.
— Следующий этаж, «В2», левая и правая стороны. По шестнадцать камер с каждой стороны. Обычные заключенные, тридцать два человека.
Оскарссон говорил отрывисто, мешала одышка. Он выждал несколько секунд. И немного понизил голос:
— Там. На самом верху. «B3». Мастерская. Там работают заключенные. Видите окно? Выходит во двор.
Он замолчал; большое окно казалось удивительно красивым, в нем отражались солнце, зеленый луг и синее небо. А за стеклом, внутри, — смерть.
— Оружие?
Эдвардсон, ожидая ответа Рюдена, скомандовал шестерым спецназовцам расположиться перед тремя входами в корпус «В», а двоих со снайперскими винтовками отправил исследовать крыши ближайших зданий.
— Я уже два раза подходил к надзирателям, которые видели его оружие. Они растерянны, в состоянии шока, но я уверен — они говорят о чем-то вроде миниатюрного револьвера, шестизарядного. Я такое видел только раз в жизни. «Суисс-мини-ган», швейцарский револьвер, самый маленький в мире.
— Шестизарядный?
— Охранники говорят, он стрелял не меньше двух раз.
Эдвардсон посмотрел на директора тюрьмы:
— Оскарссон… каким, черт возьми, образом заключенный смог достать оружие здесь, в погребе, да еще в одной из самых охраняемых тюрем Швеции?
Леннарт Оскарссон все еще не мог ничего ответить и только потерянно качал головой. Поэтому командир спецназовцев повернулся к Рюдену:
— Миниатюрный револьвер. Я такого не знаю. Но вы утверждаете, что у него достаточная убойная сила?
— Один раз Хоффманн уже убил.
Эдвардсон изучал окно, из которого открывался вид на прекрасную церковь. В окне мелькал террорист-долгосрочник со связями, достаточными, чтобы добыть в тюрьме строгого режима оружие с боевыми патронами.
— Психопат?
— Да.
Армированное окно.
