ставит чайник, прежде чем я вспоминаю, что надо бы предложить гостям чаю.
– Прости… – бормочу я, перестав всхлипывать. – Сама не знаю, что со мной…
– Не извиняйся, – перебивает меня она. – Это естественно, прошло слишком мало времени… – Ее ласковый, тихий голос действует расслабляюще, как погружение в теплую ванну.
– Я не ожидала…
Она замирает и смотрит мне в глаза.
– Чего именно? Что будет так больно? Что случилось, то случилось. Неважно, что он делал и чего не делал, каким стал, он все равно был твоим отцом. – Говоря это, она гладит меня по спине. Даже несмотря на свое состояние, я чувствую, что это заготовленная речь. Как много Майкл ей рассказал? Его сейчас нет рядом.
Она наливает чай. Слышится топот, девочки бегут вниз по лестнице. Еще не ворвавшись в кухню, они громко спрашивают:
– Можно, мы будем спать на чердаке?
– Я приготовила вам спальню рядом со своей, – отвечаю я, изо всех сил изображая на лице искренность, и вижу, как меркнут их улыбки. – Но если мама с папой не против, то можно было бы отнести матрасы наверх.
– Девочки, по-моему… – начинает возражать Мэриэнн, сердито глядя на дочерей.
– Все в порядке, – говорю я. – Только сперва придется там прибраться. – Я думаю о состоянии комнаты на чердаке – не той, где коробки, а другой, не такой загроможденной. – Соберитесь с силами, будете помогать нам перетаскивать матрасы.
Я поднимаюсь следом за ними по лестнице и при этом зову Майкла. Он бесшумно выходит из отцовской комнаты, но я не вижу выражения его лица.
– Папа, папа! – кричит Эсме. – Помоги нам отнести на чердак матрасы! – Она хватает его за руки и с помощью Зары тянет за собой. Он со смехом подчиняется их детскому напору.
– Может, обойдемся одним матрасом? – предлагает он. – Будете спать валетом?
Девочки переглядываются и радостно кивают.
Вчетвером мы втаскиваем матрас наверх по скрипучей лестнице. Айпод Зары выпадает у нее из кармана и, стуча по ступенькам, катится вниз. Для нас с Майклом это болезненное напоминание о прошлом. Мы переглядываемся, я боюсь, что он рассердится. Он хмурится на дочь, но тут же расплывается в улыбке.
– Руки-крюки! – смеется он. – Хорошо, что он в чехле. Цел?
Зара выпускает угол матраса, подбирает гаджет и внимательно изучает его экран.
– Цел! – подтверждает она. – Без паники!
– Ты уж его побереги, – советует Майкл. – Если разобьется, другого не будет.
Мы затаскиваем матрас в комнату, где уже побывали близняшки. Там клубится пыль.
– Неужели вы хотите здесь спать? – удивляюсь я. – В такой грязи?
– Хотим, хотим! – кричат они. – Можно, тетя Кара?
Я смотрю на Майкла, он чуть заметно кивает.
– Ну, раз так… – говорю я. – По-моему, вы сошли с ума. Ладно, давайте сходим за одеялом и попробуем найти какую-нибудь лампу.
Девчонки валятся на голый матрас и притворяются спящими. Мы с Майклом спускаемся вниз.
– Порядок, – тихо говорит он. – Мне нравится, лучше так.
Когда девочки успокаиваются в своей временной спальне, Майкл опять разводит в камине огонь, и мы садимся втроем на диван, поставив перед собой на пол чайный поднос. Я купила в лучшей пекарне города особенные йоркширские лепешки, на каждой сияет, как драгоценный камень, вишенка. Мой взгляд падает на застрявшие в ковре блестки. Я давно забыла про рождественские украшения, которые миссис Пи убрала, должно быть, когда я была в Сан-Франциско. Как же мне ее недостает!
Мы обсуждаем лондонскую жизнь семьи Майкла, старательно избегая любых других тем, пока в камине не остается одна зола.
49
Наверное, в нормальных семьях перед похоронами все страшно заняты: торопливо готовят сэндвичи, ищут музыку, отдают срочные поручения. Похороны отца совсем другие. Я разместила в местной газете объявление с сообщением о смерти и с необходимыми пояснениями. О поминках ничего не написала. На всякий случай покупаю больше, чем обычно, хлеба и тоненькую упаковку ветчины. После Рождества остался шерри, есть вино. Пива нет, но Майкл собирается сразу уехать домой, поэтому оно вряд ли понадобится. Я говорю себе, что дело не в моем нежелании прилично проводить отца. Просто его будет провожать только семья, а нам много не надо.
Но в глубине души я знаю, что это не вся правда. Уверена, что старалась бы гораздо больше, если бы отец умер полгода назад, до того, как я узнала, что он наделал. На похоронах все равно никого не было бы, но я занималась бы ими куда усерднее. А может, и нет, чего теперь гадать.
Мы готовы приехать на кремацию заранее. Девочки, возившиеся на чердаке еще долго после того, как мы трое улеглись, вскочили еще до рассвета. Я уже бодрствую и слышу, как они спускаются в ванную. Я лежу, смотрю в потолок и радуюсь звукам жизни в доме. Мне еще предстоит привыкнуть к жизни в одиночестве.
– Что еще мне сделать? – спрашивает Мэриэнн после завтрака, когда мы с ней убрали со стола.
– Ничего, – отвечаю я.
Мне не хочется от нее отмахиваться, но затевать разговор тоже нет желания.
Вижу, она хочет еще что-то сказать и выбирает момент, но делаю вид, что не замечаю этого. Как бы она не заставила меня объяснять, почему я решила обойтись такими скромными проводами. Мне страшно, мало ли что вылезет наружу, если я начну в себе копаться! Поэтому я отмалчиваюсь и сную по дому, без нужды передвигая предметы и придумывая себе лишние занятия, пока не раздается стук в дверь.
– Это из похоронного бюро! – кричу я с лестницы. – Впустите их, я сейчас!
Я слышу, как открывается дверь, потом раздаются тихие голоса; о чем говорят, не разобрать, но я и не хочу этого знать. Я скрываюсь наверху, пока Майкл не зовет меня вниз. Теперь неизбежного уже не миновать.
– Кара! Все готовы. Выходим?
Конечно, куда деваться… Но я все еще медлю.
Мэриэнн помогает своим дочкам натянуть пальто, звенят ключи, скрипит, открываясь, входная дверь. Я на все готова, лишь бы никуда не идти, просто подождать, пока все закончится. Мне страшно, что выплывет наружу то, что я скрывала последние дни, а еще я боюсь, что если начну плакать, то уже никогда не перестану.
Рядом со мной вырастает Майкл – я не слышала, как он подошел. Вид у него спокойный, он просто подталкивает меня в нужном направлении.
– Надо идти, Ка. – Он берет меня за руку и легонько ее сжимает. – Пошли, все будет хорошо. Надо просто перетерпеть, потом все вернется на круги своя. Бет придет?
Я совершенно забыла про Бет. Ее присутствие здорово меня поддержит.
