можно ошпариться, прикоснувшись к нему. Он хмурился, что-то бормотал во сне. Схватил мою руку и не отпускал. Я крепко держала его в ответ, и тоже молилась. Чтобы судьба этого мужчины сложилась удачно. Чтобы он прожил счастливую жизнь. Ближе к утру лихорадка начала спадать, и я сама не заметила, как уснула. Проснулась я от того, что кто-то тронул меня за плечо. В комнате не было никого, кроме меня, Джона, и леди Изабель. Я сразу же кинулась проверять Джона — но тот был жив, и даже лоб его уже не был горячим.
— Не волнуйся. Я попросила Магистра Гийома и священников выйти на минуту. Им все равно нужно было освежиться. Держи, — леди протянула мне воду. Кажется, я не ела и не пила ничего с прошлого утра. За окном тускло блестело недавно вставшее солнце. Спала я, судя по всему, недолго.
— Спасибо, — вода была холодная, разбавленная вином, и я с жадностью выпила — горло, оказывается, совсем пересохло.
Леди Изабель изящно опустилась в кресло рядом с Джоном. Внимательно осмотрела его, поправила волосы, убирая их с глаз.
— Тебе нужно уехать, Мария, до того, как Его Величество Эдвард очнется.
Да, я подозревала, что она придет именно с этими словами. Правда, думала, она будет куда грубее, возможно даже с рыцарями.
— А если он этого не хочет? — спросил я, хотя не представляла, чего мог желать принц Эдвард. Я ведь его совсем не знала. Врал ли он мне той ночью, что мы провели вместе? Говорил ли правду?
— О, это вполне возможно. Привел же он тебя в замок на бал. Уверена, он относится к тебе очень трепетно. Но трепет любви пройдет, а страсть угаснет. Останется лишь факт — король, держащий в тюрьме компетентного соперника за престол, живущий с крестьянкой. Мой отец — глава дворян, поддерживающих притязания короля Эдварда. Если он отвернется, поддержка других дворян тоже пропадет.
— Не стоит ли…королю Эдварду самому решать, как поступить?
— Стоит ли? Легко сбежать от юного странствующего рыцаря. Мало ли что могло произойти. Недопонимание. Возможно, даже обман, который не так-то просто простить? Всем эта история будет понятна, никто дважды и не посмотрит на нее. Но вот стоит королю проснуться, все приобретет совсем другие краски, понимаете? — Я покачала головой. Леди Изабель печально улыбнулась. — Сбежать от любимого — это женская прихоть, караемая лишь сплетнями. Но ослушаться приказа короля — это государственное преступление. Если Его Величество влюблен в тебя, он от себя не отпустит, как бы сильно это не повредило ему и всем вокруг.
— Вы говорите это из-за любви к Эдварду?
— Я не люблю его, — я удивленно охнула, и она тихо рассмеялась. — Но люблю власть. К сожалению, у женщин не так много возможностью этой властью воспользоваться. Поверь мне, рядом с тобой королю Эдварду грозит большая опасность, чем от ищеек короля Георга. Он падет, и кто знает, что это значит для страны — очередную войну за наследование? Вторжение наших врагов, которые, словно голодные волки, только и ждут, когда власть ослабнет? У меня есть способы заставить тебя исчезнуть сей же миг, стоит мне только щелкнуть пальцами. Но я пришла, лично, просить тебя. Ты кажешься хорошим человеком, я не хочу тебе угрожать. Вот, — она протянула на вид тяжелый мешочек, со звенящими монетами. — Это поможет тебе решиться. Но учти, препятствий на своем пути я не потерплю. Хорошенько подумай о моих словах. А теперь мне пора. С этими переворотами и коронациями всегда столько хлопот!
Все следующие три дня, пока Джон медленно поправлялся, я размышляла. Что мне дороже — любовь или мечты? Так ли крепка моя любовь, чтобы простить ему ложь последних месяцев? Любит ли он меня на самом деле, или поддался страсти? Может ли любовь быть единственным смыслом моей жизни?
Как же мне не хватало матушки, ее советов и слов поддержки! Как жаль, что мы не можем всю жизнь полагаться на мягкий голос наших матерей, и быть защищенными от мира в их крепких объятиях.
Но я знала ответ. Знала с самого начала. Мои чувства к Джону не изменили меня. Сделали глубже, больше, открыли глубины, о которых я раньше и не подозревала, но саму суть не изменили.
Потому на утро четвертого дня я взяла оставленный леди Изабель мешочек с деньгами, в последний раз поцеловала Джона, и ушла. Джона впереди ждал сложный путь, но он сделал свой выбор и боролся до последнего. Я тоже хотела побороться за себя.
У замка меня ждали ректор Жак и Вив.
— Что вы тут делаете? — растерянно спросила я. Прощание далось мне тяжело, и хотелось уйти молча.
— Давно хотел поездить по стране, применить знания на практике, так сказать.
— А как же Университет?
— Гийом о нем так печется, вот пусть и достается этому мальчишке с потрохами.
— А ты?
Вив потянулась, словно кошка.
— А мне заплатили, чтоб я позаботилась об удобном транспорте и охране. К тому же, давно думала расширить свое дело. С удовольствием посмотрю, что могут предложить деревни нам на пути. Ну так что? Ты знаешь, куда мы едем?
Я сжала медальон шаманки, и сощурившись, улыбнулась первым лучам солнца.
— Да.
Мы отправлялись в будущее. И я приложу все усилия, чтобы сделать его светлым.
Глава 16
— Давай-давай, не кричи! У меня роженицы не так верещат, как ты! — приговаривала моя ученица, привязывая Уила к столу. Мальчишка умудрился спозаранку залезть на необъезженного коня, да так с него свалился, что себе ногу переломал. Нужно было вправлять кости. Уил смотрел на меня с ужасом, Лиззи — с предвкушением, ожидая понаблюдать за процессом. Костоправление было ее любимым разделом, но в деревушке часто его не применишь. Поэтому и просилась уже полгода в дорогу, все ворчала, что засиделись мы на месте. Я тщательно вымыла руки. Перелом был нехороший, открытый — придется вытягивать кости и вставлять обратно. Что ж, хотя бы энтузиазма Лиззи должно хватить на всю процедуру.
Девочка меня не подвела. Пару лет назад ее привела Вив, говоря, что в деревне сжечь как ведьму хотели. Дядюшка Жак еще тогда посмеялся, что всех больно любознательных если жечь, кто ж тогда лечить да науку развивать будет, сжалился над ней и взял. Лиззи в нашу компанию влилась быстро — бойкая, не боявшаяся работы, и любознательная, она пришлась в пору и в трудные времена, и в веселые. Вправив ногу Уилу, я только думала присесть, как прибежали от Матии — та рожать
