большое сходство с убийцей…»
Очень сходные показания дала и Елизавета Яковлевна Зорина.
«Я поехала с Володарским и Богословской из Смольного на Обуховский завод, но по дороге мы заехали в Невский райсовет. Оттуда поехали за Зиновьевым, но, проехав минут восемь, заметили, что автомобиль замедлил ход. Мы между собой завели разговор о причине этого. Шофер, отвернувшись, ответил, что, вероятно, бензина нет. Через несколько минут автомобиль совершенно остановился. Шофер вышел, потом опять сел в машину и сказал:
— Ничего не будет. Бензина нет.
— Где же вы раньше были? — спросил Володарский.
— Я не виноват. Два пуда всего дали бензина, — ответил шофер.
— Эх вы! — сказал Володарский и начал вылезать из машины. Выйдя, мы стали советоваться о том, что нам делать. Володарский предложил пойти в райсовет. Богословская предложила позвонить по телефону из кассы.
Мы с Врлодарским несколько секунд обождали Богословскую, которая, увидев, что касса закрыта, направилась назад. Сделав десять шагов от автомобиля — все в ряд: Володарский посередине, я — в сторону Невы, близко от себя я услышала за спиной громкий выстрел, как мне показалось, из-за забора. Я сделала шаг к откосу, не оглянувшись, и спросила: «В чем дело?» Но тут раздался второй и через секунду третий выстрел — все сзади, с той же стороны.
Пробежав несколько шагов вперед, я оглянулась и увидела на фоне дома-кассы позади себя человека с вытянутой рукой и, как мне показалось, с револьвером, направленным на меня.
Человек этот выглядел так: среднего роста, загоревшее лицо, темно-серые глаза, насколько помню, без бороды и усов, бритый, лицо скуластое. На еврея не похожий, скорее похожий на калмыка или финна. Одет был в темную кепку, пиджак и брюки. Как только я его заметила, он бросился бежать по направлению за угол Ивановской улицы. Кроме этого человека, я ни одного его сообщника не видела. Я отвернулась сейчас же опять в стороны автомобиля и Володарского. Недалеко от себя я видела стоящего Володарского, недалеко от него, в сторону автомобиля, Богословскую. Через секунду Володарский, крикнув: «Нина!», упал. Я и Богословская с криком бросились к нему. Больше я убийцу не видела… В предъявленном мне Петре Юргенсоне я нахожу сходство с убийцей в росте, сложении, выражении глаз, и скул, и по строению лица…»
Как мы видим, разночтения в этих показаниях практически отсутствуют, особенно если принять во внимание, что это событие произошло в считанные секунды.
Зато очень разнятся эти показания с показаниями Гуго Юргена — третьего свидетеля убийства.
«Когда мотор остановился, я заметил шагах в двадцати от мотора человека, который смотрел на нас. Был он в кепке темного цвета, темно-сером открытом пиджаке, темные брюки, сапогов не помню, бритый, молодой, среднего роста, худенький, костюм не совсем новый, по-моему, рабочий. В очках он не был. Приблизительно 25–27 лет. Он не был похож на еврея, тот черней, а он был похож скорее на русского.
Когда Володарский с двумя женщинами отошел от мотора шагов тридцать, то убийца быстрыми шагами пошел за ними и, догнав их, дал с расстояния приблизительно трех шагов три выстрела, направив их в Володарского. Женщины побежали с тротуара на середину улицы, убийца побежал за ними, а Володарский, бросив портфель, засунул руку в карман, чтобы достать револьвер, но убийца успел подбежать к нему совсем близко и выстрелить ему в упор в грудь. Володарский, схватившись рукой за грудь, побежал к мотору, а убийца побежал по переулку, по направлению к полям. Когда раздались первые выстрелы, то я, испугавшись, спрятался за мотор, ибо у меня не было револьвера.
Володарский подбежал к мотору, я поднялся ему навстречу и поддержал его, ибо он стал падать. Подбежали его спутницы, которые посмотрели, что он прострелен в сердце. Потом я слышал, что где-то за домами был взрыв бомбы…»
В этом рассказе Гуго Юргена безусловно верно лишь то, что, когда началась стрельба, он спрятался за машину. Все остальное — выдумка.
Начнем с его рассказа об убийце. Если тот стоял в двадцати шагах от машины и смотрел на нее, то женщины просто не могли не заметить его. Однако они обе показывают, что увидели убийцу, только когда тот начал стрелять.
Теперь о трех выстрелах с трех шагов… С такого расстояния трудно промахнуться, но Гуго зачем-то потребовался и четвертый выстрел. После трех выстрелов Володарский у него еще пытается вытащить револьвер, и убийце, погнавшемуся зачем-то за женщинами, пришлось вернуться и выстрелить Володарскому «в упор в грудь…». Но и после этого Моисей Маркович не упал, а возвратился к машине, чтобы умереть на руках любимого шофера.
Наконец, Гуго не мог видеть, куда побежал убийца. С того места, где стоял автомобиль, заглянуть за угол Ивановской улицы просто невозможно.
Конечно, путаницу в показаниях Гуго Юргена можно объяснить волнением. Допустим также, что Гуго Юрген не придал значения уговорам Петра Юргенсона оказать помощь в убийстве Володарского. Но чтобы бензин в сверхнадежнейшей машине внезапно кончился, да еще именно в том месте, где стоял убийца, — допустить невозможно, это уже подрывает основы теории вероятностей… Если же сложить все наши допущения, то теория вероятностей вообще полетит вверх тормашками.
Впрочем, «невероятности», связанные с убийством Моисея Марковича, тут не кончаются. Невероятна и дальнейшая судьба Гуго Юргена. Просидев несколько дней под арестом, он, несмотря на то, что все факты, свидетельствующие о его причастности к убийству, были выявлены, благополучно вышел на свободу.
Невероятно и появление Зиновьева на месте преступления сразу после убийства. Всего несколько минут не дожил Моисей Маркович до встречи, которой искал весь вечер…
5
В тот вечер Григорий Евсеевич выступал на митинге на Обуховском заводе. А. В. Луначарский, чьи воспоминания мы процитировали в конце первой части книги, писал: «В день своей смерти Володарский телефонировал Зиновьеву, что был на Обуховском заводе, телефонировал, что на этом, тогда полупролетарском заводе, где заметны были признаки антисемитизма, бесшабашного хулиганства и мелкой обывательской реакции, — очень неспокойно… Володарский просил Зиновьева приехать лично на Обуховский завод и попытаться успокоить его своим авторитетом».
Неточность здесь — неподходящее слово. Все в воспоминаниях Луначарского — явная ложь. И близко Моисей Маркович не подходил 20 июня к Обуховскому заводу. И с Зиновьевым не говорил, а только собирался поговорить, специально искал Григория Евсеевича, чтобы поговорить.
И опять-таки можно сделать поправку на слабую память Анатолия Васильевича, на его стремление прихвастнуть при удобном случае, но все равно странно, что подробности события, вошедшего в советскую историю, перепутались в памяти именно так — наоборот, а не как-то иначе. Похоже, что дело
