– Меня это совершенно выбило из колеи, – ответила она, глядя на него. – Снова увидеть маму, папу, Джереми. – Казалось, она сейчас расплачется, но слезы так и не выступили на ее глазах. – Конечно, мне было известно, что родители знают о беременности Нелл – мы все знали об этом, – но я и не догадывалась, что Нелл писала отцу и была с ним так откровенна.
Ветер понемногу начал стихать, но все еще продолжал настойчиво стучать в окна.
– Он был ее крестным отцом. Возможно, она ждала от него духовного руководства. Кто еще мог ей помочь?
– Конечно, ты прав, Джон. Ты всегда прав, – с некоторым раздражением откликнулась Елена.
Айзенменгер решил, что лучше всего промолчать, и виновато улыбнулся.
– Прости, – услышал он спустя мгновение и понял, как сильно она переживает.
– Но самым странным было последнее письмо. Я так и не поняла, о чем писал папа.
– Расскажи мне еще раз, что в нем написано.
Елена сосредоточилась, пытаясь вспомнить дословно.
– Письмо было длинным, а я успела прочитать только первый абзац. Что еще более ужасное, чем беременность, могло с ней произойти?
На часах было начало четвертого.
Елена то и дело просыпалась, и Айзенменгер просыпался вслед за ней. Время словно сгустилось и перестало течь. Они лежали и слушали, как ветер ломится в окна.
– А каким числом было датировано это письмо? – спросил Айзенменгер после долгого молчания.
– Октябрем. Седьмым октября.
Они снова умолкли.
– Это было за три дня… – внезапно промолвила Елена.
– До чего? – не поняв, переспросил Айзенменгер.
– До их убийства.
Голос Елены сорвался, и Айзенменгер понял, насколько она была потрясена, найдя эти письма и фотографии. Он обнял ее, и она разрыдалась, заново оплакивая свою семью, которую потеряла много лет назад.
Часть 6
По просьбе Хьюго Тереза и Доминик приготовили классический английский завтрак с жареным беконом, сосисками с помидорами, яичницей, грибами и печеной фасолью спецально для Тома (с которым Хьюго, впрочем, ее разделил). Завтрак удался на славу, даже несмотря на присутствие Элеоноры, и мрак, в который погрузился дом накануне вечером, слегка рассеялся.
После завтрака Елена и Айзенменгер решили отправиться на прогулку, чтобы уменьшить количество поглощенных калорий. Дожидаясь Елену на кухне, Айзенменгер взял местную газету и углубился в чтение. Вообще-то он считал провинциальную прессу такой же скучной, как надпись петитом на кредитной карточке, но свою книгу он забыл наверху и заняться ему было нечем. Скорее всего, он предпочел бы «Мир гольфа» или «Мир охоты», если бы не заголовок, привлекший его внимание.
СЫН АЛЬБЕРТА БЛУМА ОБВИНЕН В УБИЙСТВЕ СВОЕГО ОТЦА
Он прочитал статью, и его лицо сделалось еще более хмурым, чем прежде.
Айзенменгер отложил газету и уставился на Доминик, которая что-то гладила. На кухне работало радио, но Айзенменгер не разбирал слов и воспринимал лишь издаваемый им шум. Он не знал, сколько прошло времени, пока не услышал вдруг голос Доминик:
– Может, кофе?
Ей пришлось дважды повторить вопрос, прежде чем он отозвался.
– Кофе? – улыбнулась она. Доминик была очень мила.
– Да. Да, спасибо, – рассеянно ответил Айзенменгер, возвращаясь к газете, или, вернее, к своим мыслям, которые он пытался привести в порядок.
Доминик поставила перед ним кружку с кофе, но он даже не заметил этого.
– Месье?
Айзенменгер поднял голову, увидел кружку и перевел взгляд на Доминик.
– Спасибо, – улыбнулся он, вновь утыкаясь в газету.
И Доминик, несколько обескураженная, вернулась к утюгу.
Фетр вернулась в участок, твердо зная, что она будет делать. Между ней и Сорвином все было кончено. Теперь она была уверена, что он специально отправил ее в Лестер, чтобы она не путалась у него под ногами; а то, что ей удалось добиться успеха, явилось неожиданным побочным продуктом ее поездки.
Было совершенно очевидно, что он околдован Уортон.
Конечно, она не имела на него никаких прав – они не были обручены или связаны друг с другом какими-либо клятвами, – и все же она не хотела иметь дело с мужчиной, которого так легко можно было увести, взяв его за член. Поэтому все было кончено.
Вот только она не была уверена в том, что готова посмотреть на эту ситуацию сквозь пальцы. Ее выставили дурой, и она не хотела с этим мириться. Уортон была не единственной, кто был способен на грязную игру.
Они миновали дворик чайной; деревянные скамейки были накрыты брезентом, зонтики – сложены и убраны под навес. У поребрика, шурша, крутились подхваченные ветром редкие, сухие листья. Игровая площадка пустовала.
– Хьюго производит приятное впечатление, – сказал Айзенменгер, желая услышать мнение Елены.
На ней были толстая темно-зеленая лыжная куртка, темно-синие джинсы и черные сапоги. Лицо ее раскраснелось от холода, изо рта серым облачком вырывался пар. Она не сразу ответила. Они успели миновать закрытый темный сувенирный магазин, игровую площадку и уже начали подниматься по извилистой, обрамленной высокими елями дорожке, которая вела обратно к поместью.
– Да, – несколько неуверенно ответила она.
– Но?..
Елена пожала плечами.
– Не знаю. Может, я просто помню его другим.
– Время меняет людей.
Они снова умолкли, а потом Елена заметила:
– Когда мы только познакомились, он казался мне замечательным. Он всегда был красивым, умным и совершенно очаровательным мальчиком. Было приятно находиться с ним рядом. И так продолжалось все мое детство. А потом все стало меняться.
– А что произошло?
– Наверное, мы просто выросли, – поразмыслив, ответила Елена.
Возможно, так оно и было, подумал Айзенменгер. Истории известно немало случаев, когда детская дружба не выдержала испытания юностью. Однако Елену не устраивало столь простое объяснение.
– Нет, не только это, – промолвила она. – Мы все выросли, но Хьюго вырос быстрее, чем мы.
Однако этот ответ ее тоже не устроил.
– А может, наоборот… в отличие от нас, он не повзрослел, – добавила она.
Однако это ничего не объясняло.
– Конечно, наши отношения изменились, – продолжила Елена. – Хьюго и Нелл стали ближе и отдалились от меня и Джереми… А потом они подрались! – воскликнула она, словно на нее снизошло откровение. – Я совсем забыла. Хьюго и Джереми подрались!
– Сильно?
Елена ответила не сразу, погрузившись в воспоминания.
