Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
во время эпидемии и сразу после нее, немного упали, но в среднем остались по-прежнему значительно выше, чем до нее. Соль, которая в течение десяти лет, предшествовавших эпидемии Черной смерти, стоила 61/4 пенса за бушель, с 1351 по 1360 год стоила 101/2 пенса. Стоимость железа зависела от вида, но в любом случае оно подорожало втрое. Лоскут подорожал почти вдвое, а полотно скакнуло в цене с 2 шиллингов 5 пенсов за дюжину локтей до 6 шиллингов 5 пенсов.
Таким образом, можно предположить, что Черная смерть повлияла прежде всего на исключительно высокий рост цен и оплаты труда с 1340 по 1360 год (такое предположение можно сделать без всякого риска). Кроме того, ясно, что лендлорду она принесла мало пользы и много вреда. Даже если ему удавалось поддерживать сельскохозяйственное производство на прежнем уровне, следовало ждать, что он получит за свою продукцию не намного больше, а может, и меньше, в то время как будет больше платить своим работникам и дороже покупать промышленные товары. В течение десяти лет после эпидемии шерсть, которая однозначно была самым важным продуктом, производимым больше на продажу, чем для собственного потребления, действительно стала приносить фермерам меньше дохода, чем до 1349 года.
Этот удар не был разрушительным для экономики, если не считать 1350 и 1351 годы, хотя в это время лендлорды, как правило, имели дополнительные доходы из других источников. Но он был определенно достаточно болезненным, чтобы стать препятствием для каждого лендлорда, который размышлял, стоит ли и дальше заниматься сельским хозяйством в своих владениях.
Утверждения Торолда Роджерса базировались на гипотезе, что Черная смерть так сильно уменьшила население, что те, кто остался, оказались в неизмеримо более выгодном положении, когда приходилось торговаться с нанимателем. В течение короткого времени – иначе говоря, в 1349, 1350 и 1351 годах – это предположение было верно. Если треть всех крестьян какой-нибудь области за несколько месяцев исчезали, то, какими бы ни были резервы рабочей силы, это неизбежно вело к серьезным сдвигам. Но с учетом, что резервы рабочей силы были достаточно большими – как утверждалось выше, они были значительными, – их распределение в соответствии с потребностями было делом времени. В некоторых областях процесс распределения был сравнительно простым. В других, где Черная смерть нанесла наибольший урон, он проходил долго и болезненно. Но в конце концов дело было сделано.
И вот снова и снова, складывая пазл из жутких историй, из которых состоит наше знание о Черной смерти, мы сталкиваемся с тем, что одной из самых поразительных особенностей является скорость восстановления, продемонстрированная средневековой общиной. Среди всех поместий епископа Винчестерского, которые изучала доктор Леветт, она обнаружила совсем немного тех, где в течение нескольких лет оставались пустующие участки. В поместьях аббатства Кроуланд, где после эпидемии осталось 88 пустующих участков, быстро разобрали все, за исключением 9. Причем участки арендовали не крестьяне из соседних деревень, возможно бросившие землю где-то еще и оставившие, таким образом, другие пустоты, требовавшие заполнения, а люди, которых уже знали в поместье и которые, как можно предположить, до эпидемии были безземельными жителями этого поместья. В действительности в поместьях аббатства имелся достаточно большой избыток рабочей силы, способный заполнить даже огромный вакуум, оставшийся после чумы. В Куксхэме 9 из 13 полувиргейтов оставались свободными до марта 1352 года, и в этом случае арендаторов пришлось искать за пределами поместья. В течение следующих трех лет на все пустующие участки нашлись желающие. И все же было бы ошибкой считать, что этот процесс проходил просто и безболезненно или что все территории восстанавливались так полно. Например, в Стендоне, одном из наиболее сильно пострадавших поместий графов Марч, многие участки пустовали до 1370 года. Даже в областях, где депопуляция была менее выраженной, баланс между работой, которую требовалось делать, и имевшейся рабочей силой стал более неустойчивым, чем прежде. Англия израсходовала свой жирок, и при возникновении новых проблем ей было бы труднее восстановиться повторно.
Такие проблемы возникли с приходом в 1361 году второй эпидемии бубонной чумы. Однако сравнительно небольшая заболеваемость Черной смертью среди того поколения, которое с наибольшей вероятностью рожало в это время детей, в сочетании с богатством и новыми экономическими возможностями, возникшими из-за высокой смертности, привели к необычайно высокой рождаемости. Монах из Малмсбери отмечал, что «женщины, которые выжили, в течение нескольких лет были бесплодными», но свидетельства, подтверждающие это заявление, неизвестны. Его можно считать применимым, самое большее, к периоду в конце эпидемии и сразу же после нее, когда в сознании людей еще преобладало ощущение страха, и они могли считать размножение противным желанию Всевышнего. Очевидно, что к 1361 году дети, рожденные после эпидемии, еще не могли выполнять работу за своих умерших дядьев и кузенов, но, по меньшей мере, количественно восстановление уже началось. Только после 1360 года и еще больше в последней четверти XIV века депопуляция начала по-настоящему стираться с лица Англии.
Еще одним пунктом, имевшим, по мнению Торолда Роджерса, особое значение, была та легкость, с которой в условиях хаоса, царившего в сельской Англии 1349–1350 годов, крестьянин мог уйти из своего поместья. Эта постоянно присутствующая, пусть и молчаливая, угроза наверняка делала лендлорда намного более уступчивым в отношении просьб крестьян по поводу улучшения условий труда. Однако справедливости ради следует заметить, что в большинстве поместий и до 1349 года мало что делалось, чтобы пресечь бегство виллана. Вероятно, ему достаточно было перейти ручей или пересечь какую-то невидимую демаркационную линию, чтобы оказаться вне досягаемости своего хозяина, если тот не хотел прибегать к сложному и, как правило, дорогостоящему обращению к закону. При условии, что лендлорд, скорее всего, уже имел у себя в поместье более чем достаточно рабочих рук, маловероятно, чтобы он стал серьезно преследовать своего виллана-отступника. «Никогда не лишнее повторить, – писал Виноградов, – что реальной гарантией, препятствующей рассредоточению крестьянства, являются в целом благоприятные условия, в которых оно живет».
После эпидемии Черной смерти многие вилланы, глядя с завистью на большие деньги, которые получали те, кто больше не был связан манориальными повинностями со своим лендлордом, начали думать, что условия их существования несправедливы. Таким образом, безусловно, оправдана убежденность Роджерса, что Черная смерть явилась стимулом к повышению мобильности рабочей силы и, как следствие, движения в сторону распада манориальной системы. Однако законодательство, принятое для противодействия этому процессу, во многом свело его результат к нулю. В течение долгого времени бытовала точка зрения, что Указ о работниках и последовавшее за ним Положение о работниках с самого начала были пустыми бумажками, которые
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
